Как он мог настолько поддаться очарованию этого дома, чтобы влюбиться в его маленькую хозяйку, более того, решить, что она не похожа на остальных женщин?
Однако, сколько бы Вэлент ни пытался убедить себя в обратном, он знал, что за эту неделю Демелса стала ему дороже жизни, и был готов потратить всю эту жизнь на поиски своей мечты.
Более всего его возмущало то, что она была совсем рядом, под крышей того же дома, где жил он, но окружила себя непроницаемой тайной, словно крепостными стенами.
Демелса могла с тем же успехом быть в Шотландии, среди дикой природы Корнуолла, или даже в самой Америке! Как не почувствовать безысходность, зная, что от счастья его отделяет лишь стена да полторы дюжины ступенек потайной лестницы?
Заметив, что даже лошади и скачки перестали вызывать у него интерес, граф Треварнон решил вернуться домой после третьего заезда.
По опыту ему было известно, что после окончания скачек начиналась невообразимая сумятица, а четвертый заезд, случалось, затягивался до шести часов вечера. По окончании состязаний начиналась давка и из толпы было невозможно выбраться иногда и до восьми.
Ничего не сказав друзьям, граф Треварнон решительно направился к своему фаэтону. Он был уверен, что для большинства знакомых его отъезд в разгар состязаний останется незамеченным.
Король не появлялся на скачках с четверга, но его ложа оставалось открыта для близких друзей, и шампанское лилось там не менее обильно, чем в присутствии Его Величества.
Граф Треварнон с самого ленча не пригубил ни капли спиртного. Он знал, что может разрешить свою почти не выполнимую задачу только на трезвую голову.
Найдя свой фаэтон среди скопления экипажей, он приготовился садиться, как его окликнул Джерард Лэнгстон:
— Неужели вы уже уезжаете, милорд?
Поскольку Файерберд сумел прийти первым одновременно с соперником, у него от радости горело лицо.
Граф Треварнон внезапно подумал, что если бы Демелса увидела сейчас возбужденного брата, то она не захотела бы, чтобы Джерард продолжал играть на скачках.
Граф весьма приветливо сказал:
— Да, знаете ли, решил уехать, пока не началось столпотворение. Не хотите ли составить мне компанию?
Такой любезностью был бы польщен и более зрелый и важный джентльмен. Джерард был несказанно рад предложению.
Разборчивость графа Треварнона была всем известна, и его приглашение можно было бы расценивать как большой комплимент.
Забравшись в фаэтон, Джерард сказал:
— Весьма польщен, милорд.
Граф едва дождался, пока молодой человек устроится на сиденье рядом с ним, и тронул лошадей. Джем уже на ходу прыгнул на запятки.
Выехав за ворота ипподрома, фаэтон оказался в гуще людской толпы, в которой деревенские зеваки мешались с лондонскими щеголями.
Джерард радостно улыбнулся нескольким друзьям, с удивлением заметившим, какой чести его удостоил граф Треварнон.
Отвлекшись от созерцания толпы, Лэнгстон перевел взгляд на своего именитого соседа и удивился странному мрачному выражению, какое редко появляется на лице светского человека при посторонних.
Граф тем временем лихорадочно раздумывал, как бы потактичнее подвести разговор к интересующей его теме.
После шести дней пребывания в доме Лэнгстона, накануне своего отъезда было бы неловко осведомляться, есть ли у хозяина сестра.
Равно невозможно было бы признаться:
» Я случайно познакомился с вашей сестрой и хотел бы снова встретиться с ней «.
Но, если сейчас ничего не сказать, сегодня, самое позднее — завтра утром, ему придется вместе со всей компанией оставить Лэнгстон-Мэнор.
Лорд Ширн и лорд Рэмджил возвращались в Лондон, не заезжая в дом, где они гостили эти дни.
Ральф Миэр собирался сегодня же вернуться в столицу, лишь захватив с собой вещи.
В любой момент Джерард Лэнгстон мог спросить графа, собирается ли и он уехать домой еще до обеда. |