— Дженни…

— Я туда еще положила свои гранатовые сережки, — натянутым голосом продолжала она. — Я в свое время купила их за пять фунтов, так что ты, наверно, сможешь получить за них гинею или две. Деньги тебе пригодятся.

— Дженнифер. — Он неуверенно протянул к ней свои неуклюжие руки. — Мне очень больно, что приходится вот так неожиданно уходить. Я надеялся, что мне дадут несколько дней отсрочки, тогда можно было бы попрощаться по-людски. Но этот ублюдок, мой брат, натравил на меня кредиторов, так что если я хочу спасти свою шкуру, то придется уйти сегодня вечером.

Когда он поцеловал Дженни в щеку, ее лицо осталось бесстрастным.

— Дженни, ты даже не знаешь, как я буду скучать по тебе. Я буду вспоминать твой мусс из омара. Кроме тебя никто не умеет готовить его так, чтобы сохранился весь вкус.

Она смотрела на него с каменным лицом.

— Значит, ты не будешь плакать по мне?

— Джон, я будут ждать тебя.

— Я в этом не сомневаюсь. Теперь ты уж точно не побежишь к этой свинье, моему братцу. После того как он опозорил всю семью, ты, наверно, поняла, что он представляет из себя.

Пока Дженни стояла, направив на мужа неподвижный взгляд, я почувствовала, что в ее душе, как и в моей, был только холод. Из наших голов не выходило скверное имя Меган О'Ханрахан. Это она пустила слух, будто брат Гарриет сделал ей аборт. Я знала, что Дженни умоляла Виктора опровергнуть эту сплетню, но тот хранил молчание. Пациенты один за другим отказывались от его услуг, он терял свое честное имя. Виктор ни разу не раскрыл рта, чтобы защитить себя, пока слух об аборте, подобно убийственной чуме, расползался по всему Уоррингтону. Вскоре от доброго имени Виктора остались одни руины.

В сознании Дженни мелькнуло видение миссис Таунсенд, убитой позором и унижением. А гордый мистер Таунсенд, каждое утро уходивший на завод с высоко поднятой головой, по вечерам возвращался раздавленный и убитый горем.

Мистер Таунсенд слышал, как шепчутся за его спиной, да так громко, чтобы неприятны слова долетали до его слуха. «Только полюбуйтесь на него. Его дочь — обычная шлюха (к тому же спуталась с ирландцем!). Старший сын незаконно делает аборты. Младший сын — пьяница, погрязший в азартных играх».

— Наверно, ты мне не веришь?

— Нет, не верю.

— Так вот, это правда. Виктор прямиком отправился к букмекерам и сообщил им, что я собираюсь бежать из города. Поэтому они устроили на меня охоту, угрожая и требуя, чтобы я вернул деньги. Чтобы отделаться от них, я соврал, что завтра верну им долг. Да, это сделал Виктор, сомнений нет, он так отомстил мне за собственный позор. Ему никак не хотелось дать мне ускользнуть. Видишь, это точно сделал он, потому что больше никто не знал о моих планах. Я сказал об этом только тебе и ему. Не думаю, чтобы моя собственная жена стала бы натравливать этих собак на меня. Правда?

Дженни ничего не ответила. В ее ушах звучал другой голос. Голос Виктора. Они оба находились в малой гостиной, он только что играл на пианино и затем сказал: «Джона надо встряхнуть, заставить раскрыть свои планы».

Затем она услышала свой голос: «Обещай, что ты не будешь вмешиваться в дела Джона».

На что Виктор ответил: «Обещаю, если таково твое желание».

Теперь на лице Джона играла уверенная улыбка человека, который знает, что вот-вот выиграет в карты.

— Твои слова говорят об одном, глаза — совсем о другом. Дженни, по твоему лицу видно, что Виктор потерял твою любовь.

Но мне было ясно, что Джон видел в ее лице отвращение к этой семье и городу за то, как они поступили с Виктором.