— Думаю, Виктор сердит еще с того времени, как он отказался от назначения в Эдинбург, — продолжала Гарриет. — Он вернулся домой сам не свой, разве не так? С тех пор он все время такой. Это случилось два года назад, но я помню тот вечер, будто это случилось на прошлой неделе. Как он был потрясен, когда узнал, что ты стала женой Джона. Я никак не пойму, почему он дал отцу уговорить себя вернуться. С назначением в Эдинбург все уже было решено. И вдруг он возвращается домой.

— Люди иногда меняют свои решения.

— Да, конечно. Может, Джон тоже изменил свое решение. А что, если он не вернется домой? Что ты будешь делать?

Дженнифер пожала плечами. Ей было все равно. Без Виктора жизнь потеряла всякий смысл.

Язвительный тон Гарриет беспокоил меня. Видно, спустя три месяца после аборта Гарриет ожесточилась. Не высказанное открыто осуждение Виктора навело меня на мысль о его причастности к тому, что ее остригли. Что я услышала от Гарриет, когда та совсем недавно была одна в гостиной? «Он отомстил тебе за то, что ты проболталась. Его репутация погибла. Это единственный способ, каким он мог отомстить тебе». Однако, как бы его ни осуждали другие, я не могла поверить, что Виктор такой злой и грубый человек, как о нем отзывались потомки. Как бабушка чернила его, возлагая на него одного вину за семейную трагедию. Он был такой же жертвой, как и остальные.

Кровь начала стучать у меня в висках. Протерев глаза кулаками, я пыталась отделаться от мысли, что в словах других все-таки может оказаться доля истины. Особенно в словах его современников. Бабушка могла пересказывать бытовавшие в семье сплетни, а я слышала, что говорили те, кто находился рядом с ним. Что же за эти почти три месяца произошло в самом деле?

Отняв руки от лица, я увидела, что Дженни и Гарриет покинули меня. Страшно болела голова, все тело ныло и требовало сна.

Я с отчаянием посмотрела в залитое дождем окно. Как долго мне еще оставаться пленницей этого дома и прошлого?

Сначала казалось, что кровь стучит у меня в висках, но, открыв глаза и увидев, что через дождь в комнату пробивается слабый утренний свет, я поняла, что это бабушка наверху стучит тростью по полу. С трудом поднявшись и пытаясь стряхнуть с себя пелену тумана, я посмотрела на часы и увидела, что уже почти восемь. Могло показаться, что мне удалось поспать большую часть ночи, но я точно чувствовала себя так, будто совсем не спала.

Мое тело безмолвно вопило и восставало против такого грубого с ним обращения, отчего подняться по лестнице стало гораздо труднее. Как же бабушке это удается? Когда я вошла в комнату бабушки и застала ее сидящей среди подушек, то не я, а она воскликнула:

— Боже мой, как плохо ты выглядишь!

— Бабушка, как ты себя чувствуешь?

— Артрит меня совсем измучил, дорогая. Этот дождь ведь не может продолжаться вечно. По радио говорили, что он должен закончиться сегодня вечером. Затем наступят солнечные дни. Тогда к нам приедут Элси или Уильям. У нас кончаются продукты. К твоему дедушке уже несколько дней никто не ездил. Должно быть, он беспокоится.

— Бабушка, разве ты не можешь встать?

— Андреа, что с твоими глазами?

— Не знаю. А что?

— Пойди взгляни на себя.

Я подошла к туалетному столику и внимательно посмотрела в зеркале. Опухшие, красные глаза недвусмысленно свидетельствовали о напряжении, которое я испытываю в этом доме.

— Никогда не видела такого бледного лица! Ты совсем обессилела, вот что. У тебя в лице нет ни кровинки.