Но лицо ее отличалось необычайной выразительностью; эта женщина, познавшая любовь лишь умозрительно, в совершенстве умела изображать любые безумные страсти, вплоть до исступления. Это был один из редких талантов, таких, как Дорваль и Малибран.
Она приняла ванну, на завтрак выпила чашку шоколада, повторила наизусть свою роль, раз десять перечитала письмо графини, не на шутку разволновавшись, на обед съела консоме, два сваренных в салфетке трюфеля и четыре рака по-бордоски.
В театр она отправилась вся дрожа. Прелестный юноша, или, вернее, графиня, уже заняла свою ложу; перед ней на кресле лежал огромный букет.
В четвертом акте во время самой трогательной сцены графиня бросила букет актрисе.
Флоранс подобрала цветы, отыскала записку и, не дойдя до своей гримерной, прочла:
«Получила ли я прощение ? Мое нетерпение столь велико, что я сама пришла узнать ответ на этот вопрос. Если Вы меня простили, вставьте цветок из моего букета в Ваши волосы. В таком случае самая любящая из влюбленных станет самой счастливой из женщин и будет ждать Вас в экипаже у артистического подъезда, надеясь, что сегодня за ужином Вырешите не грустить в одиночестве, а предпочтете полакомиться крылышком фазана у нее в гостях.
Одетта».
Флоранс, не раздумывая, выдернула из букета красную камелию и вернулась на сцену с цветком в волосах.
Одетта зааплодировала так, что едва не вывалилась из ложи; Флоранс сумела послать ей воздушный поцелуй.
Полчаса спустя принадлежавшая графине двухместная карета уже стояла с опущенными шторами на улице Бощщ.
Флоранс торопливо сняла кольдкремом белила и румяна, прошлась по лицу рисовой пудрой, накинула халат из пестрой кавказской ткани и выскочила на улицу.
Негр Одетты отворил дверцу. Флоранс впрыгнула в карету; чернокожий слуга занял свое место, и кучер погнал лошадей крупной рысью.
Графиня заключила Флоранс в свои объятия, но нам известны суждения актрисы о своем достоинстве. И, вместо того чтобы занять место, которое приготовила ей графиня в своих объятиях и на своих коленях, сама Флоранс резким и стремительным движением подхватила графиню на руки как ребенка и тем же движением — движением борца, повергающего противника, уложила ее себе на колени и столь же стремительно и крепко прижалась губами к ее губам, скользнула языком между ее губ, расстегнула пуговицы ее панталон, и вот уже ее рука оказалась между бедер графини.
— Сдавайтесь, красавец мой, — со смехом воскликнула Флоранс, — вряд ли кто-нибудь вас выручит!
— Сдаюсь, — отозвалась графиня, — и прошу только об одном — чтобы меня никто не выручал, я хочу принять смерть от вашей руки.
— Ну, так умрите, — произнесла Флоранс. с какой-то кровожадностью.
И в самом деле пять минут спустя графиня, во власти сладкой агонии, готовая испустить последний вздох, прошептала:
— Флоранс, милая, как приятно испустить дух в ваших объятиях, ах, я умираю… умираю… умираю…
При последнем вздохе графини экипаж остановился у дверей ее дома.
Запыхавшись от волнения, поддерживая друг друга, женщины поднялись по лестнице.
Графиня вынула из сумки ключ, открыла дверь квартиры и тут же заперла. Прихожая освещалась китайским фонарем. Проведя Флоранс через спальню, где сияла лампа из розового богемского стекла, графиня отворила дверь ярко освещенной столовой, посреди которой стоял накрытый стол.
— Любовь моя, — сказала графиня, — с вашего позволения мы обойдемся без прислуги; стоит сказать, что я собиралась остаться в мужском костюме, чтобы прислуживать вам, но, полагаю, он помешает нашим вольностям. Избавлюсь-ка я от этого ужасного наряда и явлюсь перед вами, готовая к битве. Вот туалетная комната. Думаю, там есть все, что вам понадобится. |