Но Андрей был жив.

Он очнулся под утро, понял, что с ним произошло, и решил поспорить со смертью. Кое–как перевязав руку и голову, он напился воды из ручья и побрел наугад, стараясь удалиться от тех мест, где гремели взрывы, где его ждала верная гибель.

Все, что происходило в дальнейшем, напоминало игру в орлянку. Был лесник и его пятнадцатилетняя дочка, подобравшие Андрея, были гитлеровские офицеры и солдаты, заходившие в хату лесника и хотевшие застрелить раненого «большевика», был пожилой немецкий военный врач, научивший девушку делать перевязки и «позабывший» в хате часть своих медикаментов. Было многое: томительный, полный опасности путь на восток, нелепый случай, арест, лагерь советских военнопленных, побег, второй арест и второй побег.

Только четыре дня назад Андрей с фальшивой справкой в кармане пришел в Полянск. Мать начала хлопотать, узнавала, кому нужно дать взятку, чтобы получить настоящий, надежный документ. Она не разрешала Андрею выходить из дому и, когда к ней заходил кто–либо, прятала сына за шкаф. Там, за шкафом, стоял Андрей, когда Оксана разговаривала с матерью. Голос «немки» показался ему удивительно знакомым. Как только мать, провожавшая гостью, вышла из комнаты, он отодвинул шкаф, подбежал к окну и, увидев идущую по дворику дев ушку, узнал ее.

…Оксана слушала рассказ Андрея, не подымая глаз, и только нежно гладила ладонью его руку. Лицо ее было скорбным, задумчивым.

— А ты, Сана? — спросил Андрей, тревожно оглядывая девушку. — Как ты живешь?

Этот вопрос можно было не задавать. Красивая, добротная одежда и здоровый цветущий вид девушки говорили без слов, что она живет хорошо и, очевидно, ни в чем не нуждается. Само по себе это могло показаться странным.

— Ты не успела эвакуироваться? Почему ты — немка? Как это понять?

Он смотрел на Оксану сочувственно, но в его черных глазах уже таилось неясное подозрение, и на губах дрожала неуверенная пугливая улыбка.

Океана глубоко вздохнула, подняла голову.

— Андрей, — сказала она твердо, — я должна огорчить тебя. Той Оксаны, которую ты знал, нет.

Юноша бросил пристальный взгляд на девушку, понял, о чем она говорит, ужаснулся и побледнел.

— Где же она? — спросил он едва слышно. — Умерла?

— Ее нет… Пусть будет — умерла.

— Вот как?! Но смерти бывают разные, Сана. Скажи, какой смертью умерла ты?

— Факт не меняется…

— Меняется смысл.

— Умерла в любом смысле.

Оксана не оставляла места для сомнений. Ока подтверждала своими словами самые горькие и страшные подозрения Андрея. Все ясно! Она — предательница и служит у гитлеровцев. Андрей торопливо пошарил в кармане, достал кисет, дрожащими пальцами свернул цыгарку, закурил.

— Не верю, Сана, — сказал он вдруг горячо, с глубокой убежденностью. — Я видел многое… многих, но ты… Не могу поверить. Ты должна воскреснуть.

— Вряд ли, — покачала головой девушка. — Может быть, после войны…

— После войны? — Андрей порывисто схватил ее руку. В его глазах вспыхнули радость и надежда. — Ты? Сана, тебя оставили? Да? Скажи, не бойся! Ведь ты меня знаешь, я скорее язык себе откушу. Ну? Я ни о чем не буду спрашивать, только кивни. Ну?

Девушка грустно улыбнулась.

— Что ты, Андрей… Ты слишком хорошо обо мне думаешь…

Он смотрел ей в глаза, жадно ловил их выражение, все еще надеясь. Он многое мог простить ей и многое мог оправдать, но только не ту смерть, какую называют изменой родине. Оксана выдержала этот взгляд. Она страдала. Но тайна Анны Шеккер не была только ее тайной.

В этой беседке незримо присутствовал жестянщик Тихий. Он испытующе смотрел на девушку сквозь треснувшие стекла очков в стальной оправе.