— Нет, придется прыгнуть еще раз, чтобы попасть на другую сторону пропасти. Мне ведь надо домой, в крепость Борки! Поняла?

— Снимай сперва мой ремень, — велела Ронья, поднявшись на ноги. — Не хочу быть связанной с тобой дольше, чем нужно!

Он размотал пояс.

— Разумеется! — согласился он. — Но после того, что случилось, я как будто все равно связан с тобой. Без всякого ремня.

— Хорошенького понемножку! — ответила Ронья. — Катись отсюда подобру-поздорову! Вместе с твоей крепостью Борки!

Сжав кулак, она стукнула Бирка по носу.

Он улыбнулся.

— Советую тебе больше этого не делать! Но ты все равно добрая, раз спасла мне жизнь, спасибо тебе!

— Сказано тебе, катись! — крикнула Ронья и убежала прочь, не оглядываясь.

Но когда она стояла уже у каменной лестницы, которая вела от крепостной стены вниз, в замок Маттиса, она услышала, как Бирк кричит:

— Эй ты, дочь разбойника! Когда-нибудь мы еще обязательно встретимся!

Повернув голову, она увидела, что он приготовился к своему очередному прыжку. И тогда она воскликнула:

— Хоть бы ты снова сверзился туда, дерьмо ты этакое!

Все оказалось гораздо хуже, чем она думала. Маттис пришел в такую ярость, что даже его разбойники испугались.

Но сначала никто не хотел верить ее рассказу. Маттис впервые в жизни рассердился на Ронью.

— Иной раз можно и приврать! Или выдумать что-нибудь забавное! Да только такую чушь пороть не смей! Разбойники Борки в замке Маттиса! Да, ты на выдумки горазда! У меня аж кровь в жилах закипела, хоть я и знаю, что это — враки!

— Вовсе это не враки, — возразила Ронья.

И она снова попыталась рассказать ему о том, что узнала от Бирка.

— Врешь ты все, — повторил Маттис. — Во-первых, у Борки нет никакого мальчишки. У него не может быть детей, об этом всегда ходили толки.

Все разбойники сидели молча, не смея вымолвить ни слова. Но под конец Фьосок открыл рот:

— Да, это так, но говорят, у него все-таки есть мальчишка. Ну, тот самый, что Ундис родила от страха в ту самую ночь, когда разразилась страшная гроза. Ну, когда у нас появилась Ронья, помнишь?

Маттис вперил в него взгляд:

— И никто не сказал мне об этом! Ну, выкладывайте, есть еще на свете какая-нибудь дьявольщина, которую мне не привелось узнать?

Обведя зал диким взглядом, он с громким воплем схватил по пивной кружке в каждую руку и грохнул их о стену с такой силой, что пиво с шипением вылилось на пол.

— А теперь этот змееныш Борки разгуливает по крыше замка Маттиса? И ты, Ронья, говорила с ним?

— Он говорил со мной, — ответила Ронья.

С громким воплем схватил Маттис баранье жаркое, стоявшее на длинном столе, и швырнул его в стену так, что ломтики сала закружились в воздухе.

— И ты говоришь, будто этот змееныш утверждает, что поганый пес, его отец, вместе со всем разбойничьим сбродом перебрался в Северный замок?

Ясное дело, Ронья боялась, что Маттис, недослушав до конца, потеряет от злости разум. Но злоба была теперь просто необходима, чтобы вышвырнуть разбойников Борки, и поэтому она сказала:

— Да, это так. И теперь Северный замок называется крепость Борки, запомни это!

С громким воплем схватил Маттис суповой котел, висевший над очагом, и швырнул его в стену. Да так, что похлебка брызгами разлетелась во все стороны.

Лувис между тем сидела молча и только смотрела и слушала. Теперь она тоже разозлилась, и это было заметно. Взяв в руки миску с теплыми куриными яйцами, принесенными с птичьего двора, она подошла к Маттису.