— Пока жив Парагон, парадигма не сдвинется. Мы не дадим.

— Чушь, — повторил Шот. — Теперь ты и своего лучшего ханта потеряешь.

Он поднял правую руку, позволяя дождю обвить ее струями воды. Ладонь расширилась и удлинилась, превращаясь в лезвие огромного меча.

— Не потеряю.

Гаро разжал ладонь в последний момент. Три цилиндра взорвались практически одновременно. Игроки потонули в облаке белой пыли. Ударная волна была не большой, но на секунду всю воду вокруг них разметало в стороны.

Первым из застывшего облака вывалился Шот. Правая рука волочилась по земле, словно лезвие вдруг стало слишком тяжелым. Другую руку он постоянно совал в свою грудь, доставая из водянистого тела какие-то сгустки и отбрасывая их в сторону. Шот непрерывно кашлял и отхаркивал густую белесую жижу.

Следом из облака полетели белые росчерки пуль. Гаро стрелял вслепую, но кряхтящий хант издавал достаточно звуков. Первые две пули прошили насквозь лицо деханта, вылетев с другой стороны черепа. Еще две попали в тело. Остальные ушли мимо, потому что Шот упал на спину, подняв целые фонтаны брызг. Но когда вода сошлась обратно, на треснутом мраморном полу уже никого не было.

Следом из оседающего облака вышел сам Паладин. Некогда сверкающий доспех залит кровью, покореженный шлем остался лежать на земле. Гаро рефлекторно прижимал руку к груди, будто это могло остановить кровь. Он даже не шел, а просто переставлял по очереди ноги.

— Куда ты опять спрятался, Шот? Ты ведь не побежишь с поля боя?

— Солевые бомбы, — раздалось из глубины руин. — Умно. Вот откуда нарастающий дебаф.

— Тут теперь много магической соли и известняка. Далеко все равно не уплывешь.

— Ты забываешься, мой старый друг, — дехант вышел из-за колонны. Выглядел он неважно, хоть и не виднелось никаких ран. — Я никогда не бежал. А соленая вода — по-прежнему вода.

Под ногами Гаро взвились водяные ленты и словно щупальца осьминога, впились в руки, обвили ноги, стали извиваться по доспехам. С десяток таких лент захлестнул руку Паладина, притягивая ее к земле, заставляя опустить оружие. Второй десяток повел левую руку в сторону, не давая Паладину прикрыться щитом. Распятый посреди руин, истекающий кровью, ослабевший рыцарь в некогда сияющих доспехах все еще пытался сопротивляться, но тщетно.

Шот тоже весь дрожал и даже немного сгорбился. На его лице отразилась такая смесь мучения и напряжения, что становилось понятно. Это последний козырь деханта и он вложил в него остатки воли, сил и маны. Вот он поднимает пистолет, неспеша прицеливается в упавшего на колени Гаро.

Выстрел. Вспышка. Искры. Еще один. И еще. Четвертая пуля высекает искры, гаснут руны на металле и пятая пуля оставляет дыру в груди Паладина. Рука Шота дрожит от напряжения. Пистолет уже давно стал слишком тяжелым для прицельной стрельбы, а полосы дождя теперь скорее мешали, искажая пространство. Выстрел. Мимо. Еще один пробивает левое плечо. Шот делает неуверенный шаг вперед. Целится, стреляет. Пуля бьет прямо в живот, потому что рука слишком сильно дрожит. Даже ленты, что сдерживают сейчас Гаро, наполняются красным от бьющей толчками крови. Шот делает еще один шаг ближе. Пустой магазин падает в воду.

Гаро больше не дергался и даже не пытался трепыхаться. Стоя на коленях, он даже не мог поднять отяжелевшую голову. Кровь тоненькой струйкой ниспадала из открытого рта, смешиваясь со стекавшей по голове дождевой водой. Губы Паладина шевелились, но звук дождя нарушал лишь грохот выстрелов.

— Яр всемогущий, — донеслись до Шота обрывки слов.

— Что ты там бормочешь? — дехант злился, потому что дрожащими пальцами никак не мог попасть магазином в гнездо.