— Не ходите к нему! — сказала мадам Барроль.

— Обещайте мне это, Мигель! — вскричала Аврора!

— Клянусь вам в этом! — отвечал он, улыбаясь.

— Вы уже уходите?

— Да, я беру экипаж, на котором должна приехать Эрмоса, а свою лошадь я уже отослал.

— И вы вернетесь?

— В три часа.

— Хорошо, до трех часов! — сказала Аврора, пожимая ему руку.

Распрощавшись, дон Мигель вышел, обнаруживая полнейшее спокойствие, которого, на самом деле, вовсе не было в его душе.

— Знаешь ли ты одну вещь, Мигель? — спросил молодого человека дон Кандидо, ждавший его под навесом.

— После, после! Сядем в экипаж!

Дон Мигель так стремительно вышел из дома, что чуть не опрокинул какого-то толстого человека в шляпе на затылке, проходившего в тот момент размеренными шагами, с высоко поднятой головой.

— Извините меня, кабальеро, — проговорил молодой человек, приближаясь к дверцам экипажа и не обращая никакого внимания на неизвестного. Обратившись к кучеру, Мигель крикнул:

— Ко мне!

— О, этот голос! — вскричал неизвестный, останавливаясь и вглядываясь в дона Мигеля, который уже поставил ногу на подножку. — Извините меня, кабальеро, — прибавил он учтиво, — не сделаете ли вы мне честь выслушать два слова?

Сколько вам будет угодно! — отвечал молодой человек.

И он задержался у дверец экипажа, повернув голову к незнакомцу, которого не успел еще разглядеть, между тем как дон Кандидо, бледный как мертвец, протиснулся между ногами молодого человека и нырнул поскорее в экипаж, где и уселся в дальнем углу, принявшись нарочно вытирать лицо платком, с очевидной целью не быть узнанным.

— Вы меня узнаете?

— Мне кажется, я имел несчастье толкнуть преподобного сеньора Гаэте! — отвечал дон Мигель самым естественным тоном.

— Мне кажется, я уже слышал раньше ваш голос. А другой сеньор, сидящий в экипаже… Как ваше здоровье, сеньор?

Дон Кандидо, не отвечая ни слова, сделал два или три поклона, не переставая вытирать платком свое лицо.

— А, он немой! — продолжал падре.

— Что же вам угодно, сеньор Гаэте?

— Я испытываю сильное желание услышать ваш голос сеньор… Не угодно ли вам сказать…

— Что я должен делать, сеньор! — прервал его молодой человек, который, вскочив в экипаж, сделал знак кучеру.

Кучер пустил лошадей крупной рысью по направлению к площади Победы, а почтенный падре Гаэте с выражением адской улыбки на лице остановился возле дома мадам Бар-роль, пытаясь рассмотреть его номер.

Ничего еще не решилось окончательно, но небо будущего было омрачено такими угрожающими облаками, что все население Буэнос-Айреса, обезумев от страха, боязливо сгибалось под игом тирана, потеряв всякую надежду на освобождение.

Было шестнадцатое августа, около пяти часов утра. Мрачное небо, густой мрак — ничто еще не предвещало наступления утра.

Три тени, похожие на фантастические привидения, виднелись близ жилища молодой вдовы в Барракасе.

— Повторяю вам, что тут нет никого, и если бы ваша милость осталась тут до завтра, то вы не увидели бы ни людей, ни свиту! — проговорила, не принимая никаких предосторожностей, крикливым голосом какая-то женщина.

— Когда они уехали и куда? — спросило с нетерпеливой яростью то лицо, к которому обращалась женщина.

— Я уже вам говорила, ваша милость, что они уехали третьего дня и должны быть в окрестностях, не особенно далеко отсюда, я видела, как они выходили.