Священник не отвечал ничего.

— Отвечайте! — сказали дон Мигель и дон Кандидо, вторично прикладывая пистолеты к вискам падре.

— Да, но клянусь Богом…

— Молчите! Не произносите всуе имя Всевышнего! — вскричал дон Мигель, прерывая испуганного падре, лицо которого покрылось густой краской, а лоб — темными пятнами.

— Отступник! Отверженец! Нечестивец! Пробил твой последний час, моя могучая рука нанесет тебе удар! — вскричал дон Кандидо, который, поняв, что он не подвергается никакой опасности, захотел показать себя героем.

— Где вы хотели найти сообщников для своего преступления? — спросил дон Мигель.

Гаэте не отвечал.

— Отвечайте! — вскричал дон Кандидо громовым голосом.

— Отвечайте! — сказал дон Мигель тем же тоном.

— Я хотел попросить их у Соломона! — отвечал монах, не открывая глаз и слабеющим голосом.

Ему стало трудно дышать.

— Под каким предлогом? Молчание.

— Говорите!

— Говорите! — вскричал дон Кандидо, снова приложив свой пистолет к виску падре.

— Ради неба! — пробормотал тот, пытаясь подняться, но тотчас же откидываясь на подушку.

— Вы боитесь?

— Да.

— Вы умрете!

Вопль, сопровождаемый внезапным движением головы, вырвался из груди священника — кровь начала заливать его мозг.

— Вы не умрете, если будете убеждены, что никогда не встречались в этом доме с теми лицами, которых вы преследуете! — сказал дон Мигель.

— Но вы, вы кто такие? — спросил падре, приоткрывая глаза и поворачивая голову влево и вправо.

— Никто!

— Никто! — повторили еще раз учитель и ученик.

— Никто! — вскричал объятый нервной дрожью священник, закрывая глаза.

— Разве вы не понимаете того, что с вами произошло здесь и что происходит теперь?

Падре не отвечал.

— Вы лунатик и осуждены на смерть в этом состоянии в тот день, когда попытаетесь причинить малейшее зло тем лицам.

— Да! — вскричал дон Кандидо. — Вы лунатик и умрете им, смертью страшной, ужасной, жестокой в тот день, когда возымеете мысль преследовать тех почтенных лиц, которых вы решили умертвить. Божье правосудие обрушится на вашу виновную голову!

Священник едва уже слышал его.

Повторная конвульсивная дрожь свидетельствовала об апоплексическом ударе.

Дон Мигель хотел наказать, но не убивать этого несчастного. Поэтому молодой человек развязал тихонько узел жгута, сделал знак дону Кандидо, и оба они вышли из комнаты.

Гаэте не слышал как они ушли.

Донья Марселина и Хертрудис, скрываясь за дверью, слышали все. Они с трудом удерживались от смеха.

— Донья Марселина, — сказал дон Мигель, выходя вместе с хозяйкой дома под навес, — в вас слишком много здравого смысла, чтобы не понять, как следует продолжать эту сцену.

— Да, да, сон Ореста и Дидоны…

— Вот именно! Это именно и случилось — сон и ничего более. Хертрудис, это для вас! — прибавил молодой человек.

И он вложил в руку племянницы знаменитой тетушки банковый билет в пятьсот пиастров, который она взяла, не преминув с благодарностью пожать руку прекрасного молодого человека, делавшего такие великолепные подарки, не требуя взамен их ничего ни от одной из племянниц, «покинутых сироток», как выражалась почтенная тетушка, которой дон Мигель дал второй билет такого же достоинства.