ВОЛЬТЕР:

«Он ощущал жгучий жар, который постепенно перешел в непрерывную лихорадку. Он хотел что-то написать в один из перерывов, оставляемых ему страданием, но его рука выводила лишь неразборчивые буквы, из которых удалось понять лишь следующие слова по-русски: «Отдайте все…»

Он велел позвать принцессу Анну Петровну, которой хотел диктовать, но как только она показалась у его ложа, он лишился дара речи и впал в агонию, которая продолжалась шестнадцать часов».

Как видим, тексты очень близки, значащих расхождений совсем немного: Вольтер опустил слова: «после его смерти», добавил, что Петр писал «по-русски», и изменил продолжительность времени, которое оставалось еще прожить царю после этой сцены. К этим расхождениям вернемся позже, теперь же отметим, что не все, подобно Вольтеру, берут на веру указанный отрывок из «Пояснений…» Бассевича. Так, Н. И. Павленко в своей фундаментальной монографии «Петр Великий» пишет, что эпизод со словами «Отдайте все…», как и некоторые другие отрывки, не написан самим Бассевичем, а вставлен неизвестным голштинцем, делавшим в 1761 году для Вольтера выписки из бумаг умершего за двенадцать лет до этого Бассевича. Эта фальсификация, по мнению ученого, понадобилась анонимному голштинцу для того, чтобы укрепить позиции и «законные» (кавычки Н. И. Павленко) права на русский престол великого князя Петра Федоровича, который своим антирусским поведением во время Семилетней войны с Пруссией (1756–1761 гг.) подорвал доверие к себе Елизаветы, за что она «готова была лишить его права наследования престола». Достигалось упрочение позиций Петра тем, что доверчивому Вольтеру анонимный голштинец подсовывал переписанные им мемуары Бассевича с некоторыми дополнениями, указующими на то, что Петр был готов передать престол старшей дочери, и его предсмертную фразу надлежало закончить так: «Отдайте все Анне», ибо, по мнению Павленко, «в такой ситуации может быть слово «Анне», вытекающее из контекста» . Действительно, контекст «Пояснений…» содержит такие «наводящие» идеи, хотя, как видно из «Истории» Вольтера, великий философ не понял намека фальсификатора записок Бассевича и дословно повторил его слова: «Он велел позвать принцессу Анну, которой хотел диктовать», то есть упомянул о ней скорее как о наиболее доверенной стенографистке. И в самом деле, если умирающий Петр хотел «отдать все» Анне, то специально звать дочь, чтобы продиктовать ей завещание в ее же пользу, значило бы подорвать доверие к подобному документу.

Но вернемся к предположению Н. И. Павленко. Почему он, не приводя никаких, кроме общеполитических размышлений, доказательств существования злокозненного голштинца, испортившего мемуары Бассевича, не обвиняет в подтасовке фактов самого мемуариста — человека весьма сомнительной репутации? Кампредон, хорошо знавший голштинского министра, писал о нем как о «фантазере», «неистощимом бахвале», человеке «с умом, неистощимым на проекты», болтуне и фанфароне.

Но дело в том, что фигура фальсификатора необходима Н. И. Павленко для того, чтобы связать концы с концами, ведь Бассевич, по его мнению, «был конечно же осведомлен» о содержании брачного контракта, согласно которому Анна и ее наследники (то есть Петр Федорович) отказывались от престола. «Но из этого следует, — заключает ученый, — что описание событий, связанных с кончиной царя, принадлежит перу не Бассевича, а того из голштинцев, кто составлял «Пояснения…». Этот составитель либо не знал о существовании брачного контракта, либо преднамеренно вводил Вольтера в заблуждение, чтобы тот подкрепил в общественном мнении Европы «законные» права Гольштейн-Готторпской династии на русский престол в годы, когда династия Романовых по мужской линии иссякла.