При этом — ребенок был ещё жив, расчет был на то, что тяжело раненого ребенка пропустят внутрь с сопровождающей его женщиной без должного осмотра и проверки. Когда скорую остановили — женщина попыталась активировать заряд, но была уничтожена, как и водитель Скорой. Ребенок был ещё жив, его отправили в больницу — но там он умер от ран, несовместимых с жизнью.
Все молчат. Это — слишком даже для нас, снайперов. Тех, у которых общий счет только на этой операции перешагнул тысячу и уверенно идет ко второй.
— … если бы им это удалось, они совершили бы теракт либо у полицейского участка, либо в самой больнице имени аятоллы Ас-Садра, тем самым дестабилизировав обстановку во всем Садр-Сити и столкнув нас лбами с местным большинством. Только благодаря Медведю шесть и его наблюдательности это им сделать не удалось. Поаплодируем.
Жидкие хлопки. Обычно — аплодируют совсем по-другому: несмотря на то, что мы из разных стран и разных армий, мы делаем одно дело, и радость друг за друга — она искренняя. Но сейчас всем не до того, все хотят как можно быстрее уйти из этого зала, оказаться на улице, где пальмы и автоматы по продаже газировки. Оказаться там, в мире живых.
— … Но я собрал вас не для этого! И не для этого я демонстрирую вам тело иракского ребенка, которое надо предать земле! Я не раз слышал от вас бред относительно того, зачем мы здесь, за что мы здесь воюем, иракцы не хотят нас здесь видеть — и все такое. Я знаю, такие разговоры идут, а пара идиотов даже обратилась к капеллану. Вот!
Полковник указывает на изуродованный труп ребенка.
— … Это сделали не мы! Это сделали сами иракцы со своим ребенком! Вот — истинная причина этой войны!
…
— Они убивают друг друга, они обстреливают соседние кварталы из минометов. Я не буду вам рассказывать, сколько трупов находят утром на улицах и в каком виде вылавливают трупы у плотины Садда! Они сами творят друг с другом такие зверства, которые нам и в голову не пришли бы. Но дело не в том, что иракцы творят подобное — а в том что происходящее здесь может иметь далеко идущие последствия! Исламский экстремизм — развивается. В каждой из ваших стран, и в моей тоже — могут быть террористические ячейки. И если мы не остановим их здесь — они придут в наши дома! Сделают такое с нашими детьми! Вот, почему мы здесь! И вот почему мы делаем то, что мы делаем!
…
— Разойдись!
Мы работаем день через день — то есть, дневное дежурство в четыре часа (шесть — семь если считать дорогу туда и оттуда), после чего полный день отдыха здесь и опять — дежурство. Отдых — это жизнь во дворце, жрачка и бассейн. Можно полежать и почитать книгу или посидеть в Интернете. Вне зависимости от того, день дежурства или отдыха — по правилам коалиции он закрывается как боевой, и я получаю двести сорок долларов США на карточку…
Банка содовой в автомате в холле — стоит десять центов, ровно. Можно расплатиться монетой или карточкой. Или просто пнуть посильнее, что некоторые американцы и делают…
— Медведь…
Я обернулся.
— Есть сигарета?
— Нет.
Медведь — это наш общий позывной. В отличие от американцев, у которых каждый сам себе выдумывает позывной — у нас они общие, «Медведь» и номер. Мой — номер шесть, не знаю, к добру или к худу. Остальные нас так и называют, «Медведи». У человека, который ко мне обратился — позывной Вуди-2, что означает «Дятел-2». Он из Дельта Форс, охотится с полуавтоматической винтовкой такого же калибра, как и у меня — 300WM, переделанной из охотничьей «Браунинг БАР». По-моему, он из Техаса сам.
Техасец достал свою пачку, вытряхнул из нее сигарету. |