Изменить размер шрифта - +
 – И к Золотым Ножкам не попаду…» Он улыбнулся Тересе, и она улыбнулась ему. Они пришли рано, зал был полупустой. Альберто разошелся; он не стеснялся Тересы и с ней пустил в ход все остроты, словечки, анекдоты, подхваченные у ребят.

– Это кино красивое, – сказала она. – Шикарное.

– Ты тут не была?

– Нет. Я редко хожу в центре. Работа поздно кончается, в полседьмого.

– А ты любишь кино?

– Ой, очень! Я смотрю каждое воскресенье. Только там, у нас.

Картина была цветная, с танцами. Танцор-эксцентрик смешил вовсю – путал имена, спотыкался, гримасничал, косил. «Кривляется, как баба!» – подумал Альберто и обернулся; Тереса не сводила глаз с экрана, самозабвенно полуоткрыв рот. Позже, когда они вышли, она заговорила о картине, как будто он ее не видел. Она расписывала туалеты, драгоценности и, вспоминая комические сцены, хохотала до упаду.

– У тебя хорошая память, – сказал он. – Как ты все это помнишь?

– Я ж тебе говорила, люблю смотреть кино. Прямо все забываю, будто в рай попала.

– Да, – сказал он. – Я видел. Ты была как зачарованная.

Подошел экспресс; они сели рядом. Площадь Сан-Мартина была полна народу – посетители хороших кино шли в свете фонарей. Квадрат мостовой кишел машинами. Не доезжая до остановки «Школа», Альберто дернул звонок.

– Меня не надо провожать, – сказала она. – Я одна дойду. Ты и так на меня потратил столько времени!

– Ты правда был не занят? – сказала Тереса.

– Честное слово.

– Я тебе не верю.

– Нет, правда. Почему ты не веришь? Она не сразу решилась ответить.

– У тебя есть девушка?

– Нет, – сказал он, – нету.

– Так прямо и нету! Ну было, наверное, очень много.

– Не то чтоб много, – сказал Альберто. – Так, несколько. А у тебя было много мальчиков?

– У меня? Совсем не было.

«А если я сейчас ей объяснюсь?» – подумал Альберто.

– Неправда, – сказал он. – Наверное, очень много.

– Не веришь? Хочешь, я тебе скажу? Меня еще ни один мальчик не водил в кино.

Они ушли далеко от проспекта Арекипа, от двух непрерывно движущихся рядов машин. Улица стала уже, сумрак – гуще. С деревьев сыпались невидимые капли, оставшиеся после дождика на ветках и листьях.

– Значит, сама не хотела.

– Ты про что?

– Не хотела, чтоб за тобой ухаживали. – Он замялся. – У всех хорошеньких девушек есть поклонники.

– Ну! – сказала Тереса. – Я не хорошенькая. Думаешь, я не знаю?

Альберто запротестовал.

– Я лучше тебя почти никого не видел, – твердо сказал он.

Она снова взглянула на него.

– Ты нарочно? – пробормотала она.

«Чурбан я, чурбан», – думал Альберто. По асфальту постукивали Тересины каблучки; она шагала мелко – два шага на его шаг, – голову склонила, сжала губы, скрестила на груди руки. Лента то казалась черной и сливалась с волосами, то вспыхивала синим в лучах фонаря, то снова таяла в темноте. Они молча дошли до ее дверей.

– Спасибо, – сказала Тереса. – Большое спасибо. Они протянули друг другу руки.

– До свиданья.

Альберто отошел было и вдруг вернулся.

– Тереса.

Она опустила протянутую к звонку руку.

Быстрый переход