Шарп отсалютовал в ответ, голос его был ровен:

- Сержант, команда «вольно».

- Но лейтенант, сэр...

- Я сказал «вольно», сержант.

Хэйксвилла передернуло. Он не мог открыто нарушить субординацию и возразить Шарпу, поэтому поглубже упрятал свою ярость:

- Строй! Вольно!

Шарп оглядел стрелков, своих стрелков, которых вел от самой Ла-Коруньи, и прочитал на их лицах уныние, как будто вместе с зелеными куртками с них сняли честь. Теперь им предстояло еще одно потрясение. Он ненавидел речи, потому что всегда чувствовал себя скованно, но он должен был сказать им.

- Я только что из палатки полковника. Я покидаю батальон. Сегодня, - он увидел, что на лицах появилось отчаяние. – Я хотел сам сказать вам об этом. Сержант!

Хэйксвилл, ликуя от услышанного, шагнул вперед, но увидел, что Шарп обращается к Харперу. Хэйксвилл остановился: он понял, что пахнет неприятностями, но не мог почуять, какими.

- Сэр? – голос Харпера дрожал.

- Соберите зеленые куртки. Принесите их сюда, - Шарп говорил спокойно, как будто его, единственного из всех, совершенно не волновало происходящее.

- Лейтенант, сэр!

Шарп повернулся:

- Сержант Хэйксвилл?

- У меня приказ забрать мундиры, сэр.

- Куда, сержант?

Хэйксвилл усмехнулся:

- К пушкарям, лейтенант, сэр. На тряпки.

- Я избавлю вас от этой обузы, сержант, - голос Шарпа был почти дружелюбным. Он повернулся и подождал, пока Харпер соберет мундиры, затем ткнул пальцем в землю возле своей ноги. – Положите сюда.

Харпер нагнулся. Он помнил слова Хэйксвилла, которые он произнес внутрь кивера, и не сомневался, что они означают, поэтому попытался предупредить Шарпа:

- Он хочет добраться до Терезы, сэр. Он знает, где она, - прошептал он, уверенный, что Шарп услышал. Но лицо офицера по-прежнему было спокойным, и Харпер подумал, что говорил слишком тихо. – Сэр?

- Я слышал, сержант. Спасибо. Вернитесь в строй, - Шарп не реагировал, только улыбался, глядя на дюжину лиц. – Мы были вместе семь лет, по крайней мере, большинство из нас, и я не думаю, что этим все закончится, – в их глазах сверкнула надежда. – Но даже если так, я хотел бы поблагодарить вас. Вы хорошие солдаты, отличные стрелки, лучшие из лучших, - теперь глаза сияли от удовольствия, но Шарп не смотрел ни на них, ни на Хэйксвилла. Подойдя к оружейному ящику, он вытащил первую попавшуюся винтовку и поднял ее над головой: - Жаль, что их у вас отняли. Клянусь: вы получите их назад, как и мундиры.

Стрелки улыбались. Хэйксвилл усмехнулся и увидел лицо Шарпа, в ужасе смотревшего на затвор винтовки. Переведя взгляд на Хэйксвилла, он крикнул:

- Сержант?

- Лейтенант, сэр?

- Чья это винтовка?

- Винтовка, сэр? Не знаю, сэр, - он дернулся, чувствуя подвох.

- Она заряжена, сержант!

- Заряжена, сэр? Не может быть, сэр?

- Вы проверяли?

Хэйксвилл заколебался. От его взгляда не ускользало ни малейшее нарушение устава, но упоенный желанием побыстрее избавиться от зеленых курток, он не проверил винтовки. Он обмозговал проблему и улыбнулся:

- Еще нет, лейтенант, сэр. Но ящик еще не закрыт, сэр, правда? Я проверю их через минуту, – лицо его задергалось, голубые глаза замигали: Хэйксвилл тщетно пытался контролировать себя.

Шарп учтиво улыбнулся:

- Я избавлю вас от этой обузы, сержант.

Он аккуратно положил винтовку, а потом выложил и остальные, одну за другой, нацелив их в толстое брюхо Хэйксвилла. Он начал взводить по очереди все курки, нажимать все спусковые крючки, и с каждым щелчком лицо Хэйксвилла дергалось. Глаза Шарпа неотрывно смотрели на лицо сержанта, даже когда он переходил к следующей винтовке, он видел судорогу напряжения и вздох облегчения каждый раз, когда искры гасли на пустой полке затвора.