Я вскидываю револьвер, целясь в дзинко, но меня останавливает Лукашин-младший:

– Погодьте, вашбродь. Дозвольте мне с этой рыжей бестией потягаться! – весело кричит он.

Дотоле трансформацию оборотня мне приходилось видеть только в голливудских фильмах, но одно дело, когда смотришь кино, и совсем другое – когда это происходит у тебя на виду в реальной жизни. Сначала тело Фёдора вытянулось, запузырилось мускулами, в клочья разрывая одежду, лицо исказилось, нос подался вперёд, всё тело мгновенно заросло шерстью, вместо рук образовались лапы с огромными когтями. Оборотень опустился на четвереньки, поднял морду и, раскрыв пасть, бросился на дзинко.

И тут же резкий толчок сваливает меня с ног – это Тимофей успевает оттолкнуть меня от разошедшегося не на шутку цитигумо. Выясняется, что и этой твари плевать на пули из серебра. Они отскакивают от него, как горох от стенки.

Что-то обжигает мой бок. Я опускаю взгляд и понимаю, что это ножны от клинка, который чуть ли не раскалился. Обнажаю шашку и вижу, как на ней проступает загадочный узор. Готов поклясться чем угодно, прежде его на лезвии не было.

Ни Николов, ни морячок-кудесник, ни казак-характерник с вампиром ничего не могут поделать с разъярённым цитигумо.

– Умри, сволочь! – кричу я и с шашкой наперевес кидаюсь на монстра.

Тот раздражённо отмахивается лапой, клинок касается её и, к моему огромному удивлению, сносит твари конечность.

– Убейте гада! – кричит Николов.

Ободрённый, я набрасываюсь на страшное порождение магии с утроенной силой. Каждый мой удар причиняет чудовищу боль, хлещет кровь, ещё немного – и она покрывает меня с ног до головы. Чем больше ран я наношу твари, тем слабее и неповоротливее она становится. Наконец мне удаётся подрубить ей последние лапы, свалить на землю. Взметнув клинок, обрушиваю его на шею цитигумо, чтобы отделить башку от туловища. Мне это удаётся, правда, не с первого удара. Чувствую себя мясником.

Тварь издыхает, я облегчённо вытираю пот, размазав по лицу чужую кровь, и убираю клинок в ножны. Неподалёку валится дзинко, его горло разорвано, из него хлещет бурая жижа.

Оборотень-медведь встаёт на дыбы, начинает бить себя по груди и издаёт трубный крик. А потом… Потом перед нами появляется прежний казак Лукашин, правда, из одежды на нём практически ничего нет, кроме лоскутков ткани.

– Никакой формы на тебя не напасёшься, – бурчит Николов, но я-то вижу, что это напускное. На самом деле особист доволен. – Иди, открой багажник, там есть ещё один комплект, – добавляет он. – Последний…

На этом приключения в монастыре не заканчиваются. Характерник приводит откуда-то маленького человечка. Он кажется рахитичным ребёнком, весь щуплый и тонкий, однако у него лицо древнего старика.

– Вот, помощника демона сыскал, – говорит Лукашин-старший. – Здесь будем допрашивать или…

– Здесь, – прерывает Николов.

Японца сажают на колени. Особист останавливается напротив и начинает спрашивать. Сначала слуга демона молчит, однако пара затрещин Лукашина-оборотня приводят его в чувство, и японец говорит. Что именно он сказал, не знаю, допрос вёлся на японском языке. Похоже, информация была важной: Николов несколько раз удовлетворённо качнул головой.

– Всё, больше он не знает, – наконец сказал особист. – Кузьмин, он твой.

Вампир довольно осклабился.

– Пойдёмте к машине, – предложил мне Николов. – Кузьмин голодный уже несколько дней. Поверьте, это зрелище не из привлекательных.

Глава 5

Остаток ночи я спал как убитый. Хотя на войне это плохое сравнение. В общем, дрых без сновидений и без задних ног.