А мужичок, стало быть, Кузьма Скоробут, мой ординарец, которому тушка моя нынешняя обязана своим спасением.
Встаю навстречу, обнимаю малость ошалевшего мужичка. Он явно не ожидал.
– Вы чегой-то это, вашбродь?
– Врачи сказали, я тебе жизнью обязан.
– Они и не то скажут, трубки клистирные. Обычное дело солдатское: сам погибай, а командира выручай.
– Ну, ты ж не погиб, Кузьма. А потому с меня тебе простава будет.
Улыбается уже от уха и до уха. Только вот почему на него мой амулет почти сразу среагировал? Тоже демоническая сущность?
– А скажи-ка, братец… Ты же не простой мужик, рядовой обученный?
– Так вы ж знаете, вашбродь. Домовой я.
– Ты, Кузьма, не удивляйся, что я спрашиваю об обычных вещах. Меня при падении так приложило тогда, что память почти начисто отшибло. Тут помню, тут не помню… – Не смог удержаться и не вспомнить один из любимых фильмов. – Амнезия называется. Ты уж помоги мне, подскажи, кто у нас в полку кто из офицеров, да в нашем подразделении кто из солдат кто.
– Что, совсем ничего не помните, вашбродь?
Делаю неопределённый жест руками и плечами.
– Дак помогу, чего ж не помочь-то.
С помощью ординарца облачаюсь в мундир. Вбиваю ноги в яловые сапоги. Не берцы, конечно, но так… со скрипом.
Идём с Кузьмой получать документы по выписке и моё невеликое имущество. Последние штрихи – шашка, кобура с наганом на поясе, перчатки. Сердечно прощаюсь с Обнорским. Хороший человек, но лучше не встречаться с ним по его профессиональным обязанностям.
На выходе из госпиталя меня окликает Николов. Даже не знаю, радоваться ли такому вниманию со стороны контрразведчика-особиста.
– Николай Михалыч, приглашаю отобедать в местной харчевне. Отметить, так сказать, выздоровление и возвращение в строй.
Ну и как ему, такому красавцу, откажешь?
Вскидываю руку к козырьку, приветствуя старшего по званию. Он протягивает мне руку в перчатке – пожимаю, не снимая свою.
– С превеликим удовольствием, Сергей Красенович, вот только…
Я оглядываюсь на своего ординарца.
– Там и рядовому место найдётся. В харчевне есть зал и для нижних чинов.
Достаю кошелёк, протягиваю Кузьме трёшку. Надеюсь, достаточно.
По тому, как загорелись глаза моего домового-ординарца, понимаю, что даже более чем.
– На горячительное не налегай, – упреждаю ординарца вполголоса. – Лучше с собой купи, в расположении ещё отметим моё исцеление.
На входе в местный общепит нас поклонами приветствует упитанный не то китаец, не то маньчжур с косой до пояса – швейцар не швейцар, вышибала не вышибала. Однако кланяется уважительно. Мы с Николовым оставляем Кузьму в зале для нижних чинов, а сами уединяемся в отдельном кабинете.
Смотрю за Николовым и повторяю за ним, дабы не попасть совсем уж впросак. Ага, здесь допустимы некоторые вольности по части формы. Следом за подполковником снимаю перчатки, фуражку, отстёгиваю шашку, чтобы не путалась в ногах.
Усаживаемся за столиком на невысоких лежанках-канах с множеством разбросанных по ним подушек – хошь, под спину подложи, хошь, под пятую точку. Стол уже накрыт закусками, здесь же фарфоровый кувшинчик. Принюхиваюсь – в нос шибает сивушный запах.
– Ханшин, местная водка, – просвещает Николов. – Китайцы предпочитают пить её подогретой.
Морщусь. Бр-р… Тёплая водка, потные женщины – вспоминается присловье анекдота из моего настоящего. Думаю, не стоит радовать им Николова, вдруг не поймёт. Сильнее, чем водка, «благоухают» лежалые по несколько лет в извёстке яйца. А так-то экзотика, конечно: лёгкое козы под соусом, трепанги с грибами, морская капуста с какими-то микрокреветками, акульи плавники и ласточкины гнёзда. |