Бойцы мои тренируются в отработке новых приёмов маскировки и бесшумного проникновения мимо часовых, а меня заботит финансовый вопрос. Личный кошелёк показал дно. Когда ближайшая выдача денежного довольствия, даже не представляю. Но язык-то есть. Что мешает спросить? На худой конец попытаюсь одолжить в полковой кассе.

Комэск смотрит на меня, словно ожидая подвоха. Чешет затылок.

– На что вам деньги, ротмистр?

– Поиздержался.

– Карты, женщины? – испытующе смотрит он.

– Никак нет. Острая жизненная необходимость, – туманно поясняю я. А ну как сочтёт за баловство мою возню с арбалетами? Для здешнего комсостава это всего лишь средневековая архаика. С таким же успехом мог сказать, что деньги нужны для изготовления баллист и катапульт.

Шамхалов вздыхает. Из его пространной речи понимаю, что все офицеры полка примерно в одинаковой ситуации. Денег в полковой казне нет. Все финансовые выплаты задерживаются иногда на значительный срок – как пришлют деньги из штаба армии. А там надо идти к полковому казначею и писать требование в свободной форме на выдачу денежного довольствия. На каждый вид: жалованье, квартирные, полевые и походные порционы, столовые, прогонные, даже на дрова и варку пищи – требование нужно писать отдельно. С ума свихнёшься. Я так и сказал Шамхалову.

Тот «утешил»: мол, в штабе разрабатывается идея сделать единый расчётный листок, где все эти выплаты будут сведены к единым суммам и выплачиваться зараз. Но всё это дело будущего, а пока…

– Люди прямо гибнут, составляя эти требовательные ведомости и контрольную отчетность, не спят ночами и получают чахотку, – разводит руками комэск.

Приходится раскрыть, на что я собираюсь потратить деньги. Карандашом набрасываю на бумажном листке вид арбалета, объясняю преимущества дистанционного беззвучного оружия, особливо для действий во вражеских тылах.

– Напишите родне в Россию, попросите прислать денег, уж не откажут, полагаю.

Ещё бы знать толком, кому писать? Для этого надо внимательно изучить ту стопку писем, перевязанных тесёмкой, что досталась мне от прежнего владельца тела, настоящего Николая Гордеева, а мне всё было недосуг этим заниматься. Поглотили непосредственные дела службы.

– Долго придётся ждать, а деньги нужны сейчас. Я запамятовал: у нас в полку должна же быть какая-то касса взаимопомощи? Офицерский банк?

Шамхалов отрицательно мотает головой.

– Можете попытать счастья в карточной игре, – предлагает комэск. – При штабе полка есть кружок завзятых игроков. Заправляет там всем небезызвестный вам пан Вержбицкий.

– Увы, карты не моя стезя. Да и с Вержбицким у нас и без того непростые отношения, чтобы ещё усугублять их и на этой почве.

Шамхалов вздыхает и протягивает мне червонец. Блин, вот неудобно-то как… Получается, выклянчил деньги у собственного командира. Божусь, что отдам – как только и при первой возможности.

Кузнец согласился принять десятку в качестве аванса, чтобы приступить к работе. Чем расплачиваться буду, даже не представляю. Ну да бог не выдаст, свинья не съест, бой покажет.

В этот раз фронт переходили на другом участке. Имитировали ночную артиллерийскую атаку на соседнем участке. Батарея открыла беглый огонь, который солдатики поддержали ружейной трескотнёй. Японцы забегали, всполошились, сочли за ночную атаку, бросили к месту предполагаемого прорыва силы с соседних участков, а мы, полтора десятка лохматых кочек, под шумок и проскользнули на ту сторону.

Рассвет застал нас в рощице на макушке одной из сопок, километрах в пяти от линии фронта. Караул караулит, остальные отсыпаются впрок. Мы втроём с Тимофеем Лукашиным и Савельичем наблюдаем за перекрёстком и пытаемся анализировать особенности трафика в японской прифронтовой полосе.