– Но ведь ты – моя фрейлина и должна выполнять свой долг, – заскулила Беренгария.

– Он мой муж, и супружеский долг для меня превыше всего.

– Но ведь он жестоко обошелся с тобой.

– Жестоко? Саймон?

– Да, – многозначительно ответила Беренгария.

– Саймон? – повторила Элинор в недоумении и вдруг поняла, что королева имела в виду залитые кровью простыни, которые все видели на следующее утро после их первой брачной ночи. В ту ночь рана в паху Саймона вновь открылась, и крови было больше, чем следовало бы.– Но ведь это было давно, и получилось случайно, – запинаясь, пробормотала Элинор.

Беренгария по своему истолковала причину замешательства Элинор. Она смягчилась.

– Оставайся со мной, – настойчиво повторила она.– Он не сможет силой забрать тебя у меня. У него будут твои владения, а мы будем жить вместе: ты, я и Джоанна. Мы будем музицировать, петь и читать.

Элинор так и подмывало сказать Беренгарии правду в надежде, что хоть это отвлечет ее от печальных мыслей, но она передумала. Неудачный опыт замужества сделал Беренгарию озлобленной. Обычно она была доброй, но иногда опасные вспышки злобы проявлялись в ее действиях. И, вместо того, чтобы сказать правду, Элинор ответила:

– Простите меня, мадам. Вы и я – разные люди. Я замешана из муки более грубого помола, и меня не устроит такая жизнь, которая подходит Вам: с музыкой и пением. Мне нужно ездить верхом и охотиться, следить за постройкой кораблей и советовать моим вилланам, что сеять.

– Я найду тебе работу, – заметила Беренгария. Элинор вздохнула. Видит Бог, она не хотела говорить ей открытым текстом, но она поняла – что бы она ни сказала, у Беренгарии на все найдется готовый ответ.

– Вы неправильно меня поняли. Скажу открыто: у меня такое же сильное желание, как у Саймона, спать с ним. Он доставляет мне такое же удовольствие, как и я ему, и так часто, как мне этого хочется.

– Да, ты действительно не такая, как я думала, – презрительно произнесла Беренгария.– Но ведь это Божье проклятие над женщинами за первородный грех Евы, и необходимо только для продолжения рода, а не для получения удовольствия!

После этого разговора Элинор испытывала чувство, вины за то, что огорчила Беренгарию, но оно сменилось облегчением, когда они достигли Рима. Там Беренгария вызвала Саймона и объявила ему, что больше не нуждается в его услугах. У Джоанны в Италии много друзей, и они без труда смогут нанять людей для охраны. Саймон сомневался, имеет ли он право оставить службу, но Беренгария ответила, что намерена остаться в Риме на некоторое время, многозначительно добавив, что у нее есть важное дело к папе. Саймон ничего не ответил на это, но про себя подумал, что вряд ли этот визит принесет ей удовлетворение. По крайней мере, он был уверен, что Ричарду наплевать на это. Саймон предусмотрительно получил письменное освобождение от службы, подписанное Беренгарией и Джоанной, и разыскал двух кардиналов, которые собирались вскоре отправиться в Нормандию. Заручившись обещанием Беренгарии, что она не будет пренебрегать их помощью, Саймон со спокойной совестью передал свои обязанности кардиналам.

Тоска по родине подгоняла Саймона, Элинор и их людей. Они смогли пересечь Альпы до снегопадов и, наконец, в середине декабря успешно приплыли домой, в гавань Роузлинд. Элинор так расчувствовалась, что упала на колени и целовала грязную уличную жижу, обнимала крестьян, которые прибежали встретить их и выражали бурную радость по поводу их прибытия. Сэр Андрэ честно и исправно нес свою службу, но в отсутствие Элинор он запретил всякие торжества. Теперь же все знали, что будет большой праздник, где можно будет досыта поесть мяса и хлеба, выпить пива и вина, можно будет веселиться на улицах и даже в замке.