Дымов почувствовал, что назревает очередной конфликт.

Так и случилось. Кабанов заметался по комнате, ища выход гневу, пока наконец не нашел. Месть его оказалась изощренной: он сдернул со стены картину с нежным сиреневым котом и приготовился расправиться с ним самым жестоким образом.

— Не смееееей!!! — отчаянно закричала Тамира.

Дымову почему-то стало жалко и художницу, и ее картину.

— Не надо, ну зачем вы… — попытался он образумить Кабанова.

Тот, однако, на увещевание не откликнулся и воткнул в кота Тамирин нож.

— Не надо, он живой! — Тамира закрыла лицо руками и зарыдала. Кабанов снова занес руку для удара.

Не выдержав, Дымов бросился к Кабанову и повис на его могучей лапе.

— Прекратите, что вы делаете?!

— Уйди, пианист! — прохрипел Кабанов. — Сейчас тебе наваляю!

— Опомнитесь, вы же видите, что причиняете ей боль! — бормотал Дымов.

Кабанов снова воткнул нож. Тамира вскрикнула, как будто ножом ударили ее. Дымов изловчился и со всего маху залепил Кабанову пощечину. Только свист раздался. Кабанов отшвырнул картину и уставился на Дымова.

— Ты что, охренел? Ты на кого руку поднял, вошь балалаечная?

— Быдло! — парировал Дымов.

«Сейчас опять увижу парад планет», — подумал он, но ему почему-то было все равно.

— Смело, — усмехнулся Кабанов, — и для пианиста неплохо! Но сейчас культура в твоем лице понесет утрату! Считай, что в тот раз я просто размялся, а теперь все будет по-серьезному! Начнем с твоих пальцев!

— А вот пальцы трогать не надо! — закричал музыкант, который к таким жертвам готов не был, и попятился назад. Кабанов бросился вперед — физика двух тел, в которую неожиданно вмешалось третье.

Тамира, мирно рыдавшая на диване, вдруг вскочила, подняла с пола пустую коньячную бутылку и ударила ею Кабанова по голове.

Теперь парад планет наблюдал Кабанов. Он опустился на пол и тупо уставился в пространство.

— Лихо! — восхитился Дымов. — Вы смелая!

— Это вы смелый! — улыбнулась Тамира. — Не побоялись за меня заступиться! А ведь у вас руки, их надо беречь!

— К черту руки. Если бы струсил — себя бы не уважал, — честно признался Дымов. — Как вы думаете, что будет, когда он придет в себя? Поубивает нас?

— Не знаю.

Тамира подняла с пола искалеченную картину.

— Неужели нельзя исправить?

Девушка горестно покачала головой.

— Не огорчайтесь! — попросил Дымов. — Хотите… Я у вас куплю эту картину?

— Зачем?

— На память. Повешу на стену, буду вас вспоминать.

— Я вам так подарю. Или нарисую для вас новую.

Улыбаясь, они смотрели друг на друга.

Раздался стон Кабанова. Кажется, он начал приходить в себя. Дымов на всякий случай загородил собой Тамиру.

— Ну и стерва же ты, Тома! — беззлобно и даже с восхищением прохрипел Кабанов.

Он приподнялся и сел на диван. Виновато поглядел на разорванную картину. Сокрушенно покачал разбитой головой:

— Вот ведь, довела меня черт знает до чего!

— Кабанов, я тебе этого кота никогда не прощу! — пообещала Тамира.

— Ладно, Тамарка, извини! — миролюбиво сказал Кабанов. — Погорячился, был не прав! Хочешь, я у тебя куплю этого кота?

— Фиг тебе! — отрезала Тамира. — Никогда! Ни за какие деньги!

— Ну, заплачу за моральный ущерб, так сказать?

— Конечно, заплатишь! — усмехнулась Тамира.