Нигде и никогда обустроенные нефтяные месторождения под забором не валялись, и получить их в собственность можно было только по сговору, от своих людей.

Аркадий хорошо знал, что халява когда-нибудь да заканчивается. Не может бесконечно из бочки с пробитым дном течь сладкое вино. Довольно быстро наступает такое время, когда всех этих бездельников, которые только и умеют, что просаживать по казино с длинноногими девицами шальные деньги, притянут к ответу и начнут раскулачивать или предложат поделиться, вот тогда он и будет на коне.

Он с удовольствием сбавил газ. Тише едешь– дальше будешь. Среди «новых русских», прямолинейных, таранного типа всесокрушающих бизнесменов-бегемотов, он был альбиносом, белой вороной. Для себя он выбрал извилистую и малохоженную тропинку в лесу человеческих страстей. За десять лет в одиночку искусно маскируясь под простака, под недотепу он смог сколотить себе состояние почти в двадцать миллионов долларов. Проблемы, в чем держать деньги: в евро, или в американских долларах у него не было.

Он знал цену бумажным фантикам, банкнотам, которые имели свойство худеть в результате инфляции, теряя покупательную способность, и поэтому держал все свои сбережения в таких ценностях, которые рождали в глазах женщин лихорадочный блеск.

Аркадий к сорока годам скопил тяжеленный мешочек крупных бриллиантов. Не ржавеют, не обесцениваются, не фонят, хлеба не просят, лежат себе и лежат в надежном месте. И в любой день, могут последовать за своим хозяином в любую страну. И не надо тебе связываться ни со швейцарскими номерными счетами, которые контролируются Интерполом и спецслужбами, а значит и мафией, не надо каждый день просыпаться и первым делом узнавать курс евро или американского доллара. Спи на здоровье. Кто знает, что у тебя есть в загашнике на черный день?

У Аркадия поднялось настроение. Нет, все-таки он предусмотрительный мужик. Вон, многие из тех его знакомых, кто очертя голову, без оглядки бросился делить шкуру убитого северного медведя, где они теперь? Одни успокоились на богатом московском погосте, на двух квадратных метрах, и что толку, что над ними стоят мраморные склепы с японскими телевизорами – футбол все равно не посмотришь из могилы. Другие, до настоящего времени остановиться не могут, подтверждая старую истину о том, что разбогатевший свинопас, всего лишь пересядет на коня, сменит «копейку» на шестисотый Мерседес.

Нет, он, Аркадий, из той же породы, но выше всей этой братии – визжащей о непреходящих ценностях и свободе, хрюкающей, толкающейся, у халявного корыта. Да, он изловчился, оторвал свой кусок, утащил его подальше в кусты, и теперь будет издалека смотреть на бывших коллег по бизнесу. Из Германии будет смотреть. Ему на его век хватит. И внукам хватит. Он стал вспоминать.

В тот год, когда упал железный занавес, и открылись границы, разделяющие две социальные системы, на свой страх и риск Хват понесся галопом по Европам и Ближнему Востоку. Взыграла в нем потаенная торговая жилка, вспухла, налилась кипучей, горячей кровью и погнала его неуемного в долгий путь за миражом – за прибавочной стоимостью, за гешефтом, за высокой прибылью.

– А слабо пойти на дело за миллион? – пристал к нему в бане после второй выпитой бутылки водки его институтский приятель Борис.

– Ради чего идти на риск? – стал уточнять более трезвый Аркадий. Он выжал в себя два лимона и смотрел ясными глазами на собутыльника. – Говоришь, миллион! Да за миллион я свой драгоценный зад от этой скамьи не оторву. Рисковать за миллион, еще чего!

– Рыска никакого!

– Так не бывает! – гнул свою линию Аркадий. – Где миллионы, там всегда риск и кровь.

– Не– а.