А та, что покрыта шрамами, не казалась слишком уж отвратительной, если привыкнешь. Но более всего Миллисент смотрела на глаза Альфреда — добрые и необыкновенно выразительные.
Именно его глаза вспоминала Миллисент, когда лежала на своей узкой кровати, примостившейся в нише зала, за занавеской. Вспоминая эти чудесные глаза и сильные руки Альфреда, девушка тихонько вздыхала. Этот молодой воин был очень добр к окружающим его людям. А ведь так бывает не всегда… Некоторые мужчины, пережившие большое горе, становились злыми и ожесточенными — словно страдания забрали все, что было в них доброго; Альфред от них отличатся. Он всегда приходил на помощь, когда Миллисент или ее брат Уилл в чем-либо нуждались. Да, в такие моменты он непременно оказывался рядом. Но до недавнего времени она не ценила эту заботу и даже не замечала ее, хотя и начала во всем полагаться на Альфреда.
Но почему же он сейчас стал сразу отдаляться от нее? Может, подумал, что она больше в нем не нуждается? Или просто устал от нее? Миллисент хотела поблагодарить Альфреда за заботу, высказать искреннюю признательность, но почему-то робела и не решалась к нему подойти. Наемный воин, побывавший в далеких землях и много повидавший, наверное, считает ее очень скучной девушкой. И он наверняка найдет себе жену где-нибудь в другом месте.
Эта мысль почему-то очень расстроила Миллисент, и она тяжело вздохнула.
Наемники же тем временем играли в кости и о чем-то, говорили. Но их предводителя с ними не было — тот ушел после того, как старик Эдвард что-то сказал ему на ухо. Посыльный по имени Стивен уже уехал обратно в Кревич-Касл. Он не раз поглядывай на Миллисент, но она не обращала на него внимания. Ведь Стивен — совсем еще мальчишка, а Альфред — настоящий мужчина.
— Суэйн опять выиграл? — вскричал Айво, словно не верил собственным глазам. Взглянув на Альфреда, он добавил: — Не вытаскивай деньги из кошелька, если не хочешь с ними расстаться. Датчанину сегодня чертовски везет.
Белокурый красавец Суэйн широко улыбнулся и, не обращая внимания на нападки Айво, принялся встряхивать в ладонях кости. Наконец он бросил их на стол, и тотчас же из груди Рейнарда вырвался душераздирающий стон. Альфред же улыбнулся и вдруг взглянул через плечо на Миллисент. Девушка тут же опустила глаза: она не хотела показывать Альфреду, что наблюдает за ним. На щеках ее тотчас же заиграл румянец, а движения стали неловкими.
Несмотря на румянец, лицо девушки казалось необыкновенно бледным и даже каким-то болезненным. Именно об этом и подумал Альфред, почувствовав, как душу его переполняет нежность. Неужели он сходит с ума? Конечно, Миллисент — очень хорошенькая девушка, но ведь дело не только в этом. Было в ней нечто такое, что заставляло Альфреда постоянно наблюдать за ней, защищать… любить ее. Размышляя о подобных вещах, Альфред чувствовал себя настоящим глупцом.
Что может связывать Миллисент, дочь преуспевающего мельника, с нищим наемником, у которого к тому же изуродовано лицо? Ощущение собственной ничтожности всегда портило Альфреду настроение.
Конечно же, все дело в его лице.
Редкая женщина способна была смотреть на него, не высказывая обидных замечаний. Одни в ужасе шарахались, а на лицах других возникало столь отвратительное выражение жалости, что становилось тошно. Альфред не желал, чтобы его жалели. Ему хотелось, чтобы с ним обращались как с любым другим мужчиной. Норманны оставили на его лице свою печать, и это он мог пережить, а вот против жалости противоядия не было.
Он вспомнил, что в ночь пожара в деревне леди Роза общалась с ним так, словно не замечала его уродства. Она не считала его чудовищем только из-за того, что его лицо обезображено. Леди Роза оценила его помощь, о чем не преминула сообщить, и даже искренне рассмеялась, когда он рассказал смешную историю из своего детства. Неудивительно, что Гуннар Олафсон не мог отвести от нее глаз…
Тут Миллисент снова посмотрела на Альфреда. |