— Ваша дочка? — спросила Джудит.
— Да. — Найалл повернулся и протянул малышке руку. — Мне не с кем было ее оставить.
— Я очень рада. Зачем же оставлять ее, если вы шли ко мне? Никто никогда не будет для меня более желанным гостем.
Девочка, увидев, что эта чужая женщина с мягким голосом улыбается ей, почувствовала к ней доверие и подошла ближе. Ей было пять лет, и она была высокой для своего возраста. На ее серьезном личике и молочно-белой коже играли солнечные блики, словно огоньки зажженных свечек. Волосы ребенка, собранные в пучки на висках и свисавшие на плечи, были темно-золотого цвета, а длинные золотистые ресницы прикрывали темно-голубые глаза. Малышка согнула коленки и присела, как будто в глубоком реверансе, не отрывая от лица Джудит блестящих глаз, в которых так и сверкало любопытство. Вдруг она решилась и потянулась к молодой женщине, подставив ей личико для поцелуя — как всегда делают дети со взрослыми, которых они признают своими.
Малышка словно вложила свою крошечную ручку в грудь Джудит и сжала ее сердце, столько лет тосковавшее без ребенка. Джудит, глаза которой наполнились слезами, наклонилась, и они поцеловались. Губки девочки были мягкими, прохладными, душистыми. Пока они шли через город, розу несла она, и аромат цветка все еще витал над ребенком. Малышка молчала, она с интересом разглядывала обстановку и незнакомую женщину. Болтать она станет позже, когда они познакомятся поближе.
— Имя ей дал отец Адам, — сказал Найалл, глядя на дочку с грустной улыбкой. — Имя необычное — ее зовут Розальба.
— Завидую вам! — повторила Джудит однажды уже сказанные ею слова.
Снова ими овладела странная скованность, слова не шли с языка. Найалл взял дочку за руку и отвел к двери, за полосу света. Джудит осталась стоять на месте, прижимая к груди сверкавшую на солнце розу. Вторая маленькая Белая Роза подпрыгнула разок, потом обернулась и через плечо улыбнулась, как бы на прощание.
— Ладно, цыпленок, пошли домой. Наше поручение мы выполнили.
Сейчас они уйдут, оба, и не будет больше роз на старом кусте, и не надо будет приносить плату за ренту в день перенесения мощей святой Уинифред. Если они сейчас уйдут, наверное, уже больше никогда не повторится эта минута, никогда они не окажутся втроем в одной комнате. Мастер уже дошел до двери, как вдруг услышал:
— Найалл…
Его бросило в жар, он обернулся и увидел освещенную солнцем Джудит, лицо которой стало белым и раскрывшимся, как цветок розы, который она держала в руках.
— Найалл, не уходите! — Джудит нашла наконец слова, нужные слова, и вовремя произнесла их. Она повторила то, что сказала ему глухой ночью подле ворот обители у Брода Годрика: — Не оставляйте меня!
|