Тот моментально принес Римо и его стакан, и все деньги. Все, ни цента не пропало. Римо дал бармену десятку.
Тот сперва отказался, а потом все же осторожно взял предложенную бумажку.
– За твою честность! – поднял стакан Римо и теперь уже всерьез принялся накачиваться…
Очнулся он за тем же столиком оттого, что кто то тряс его за плечо. Послышался голос бармена:
– Не трогайте его, осторожно, он может и убить!
Римо открыл глаза. В баре было не так светло, как раньше. Голова – словно зажата в тиски, о существовании желудка можно было догадываться только по болям в нем. Тошнило. Его перестали, наконец, трясти.
Римо взглянул на разбудившего, пробормотал слова благодарности и, пошатываясь, побрел в туалет, где ему стало совсем плохо. Это продолжалось вечность, пока он не заметил открытое окно. Встав на носки, Римо стал резкими вдохами и выдохами вентилировать проспиртованные легкие, все быстрее и глубже. В кровь стало поступать в два раза больше кислорода, чем обычно потребляет организм бегущего человека. Теперь по другому: вдох, глубокий вдох, воздух доходит до паха, задержать дыхание. Полный выдох, словно выдыхаем самого себя, выдыхаем до конца, задержать дыхание…
Когда Римо окончательно пришел в себя, голова все еще побаливала. Побрызгав в лицо водой, он причесался и помассировал затылок. Надо часок пройтись по свежему воздуху, а потом поесть чего нибудь… риса, например.
Собирая со стола деньги, Римо заметил, что бармен и разбудивший его молодой человек о чем то оживленно беседуют.
– А ты быстро очухался; приятель, – сказал, покачивая головой, тот, кто тряс его за плечо. – Я думал, что ты отсюда на карачках поползешь.
Выдавив улыбку, Римо обратился к бармену:
– Я вам что нибудь должен?
Бармен на всякий случай отошел на пару шагов, вытянув перед собой руки, и энергично потряс головой:
– Нет, нет, абсолютно ничего! Все нормально, все отлично!
Римо кивнул. Еще в туалете он решил, что бармен побоялся заглянуть в его бумажник, пока он тут валялся, и не трогал документы. Деньги были на месте, кусочек клейкой ленты на бумажнике не поврежден.
– Я слышал, ты тут разные фокусы показывал? – спросил молодой человек. – Карате?
Римо недоуменно пожал плечами.
– Кара… что?
Молодой человек улыбнулся:
– Мне сказали, что ты все утро демонстрировал здесь, в баре, приемы карате.
Римо взглянул в окно. Стемнело. Напротив, через улицу, светилась надпись над газетным киоском. Да, так раскрыться… Он этот бар надолго запомнит.
– Ни о чем таком в жизни не слыхал.
Кивнув молодому человеку и бармену, на лице которого появилось выражение безмерного облегчения, Римо направился к выходу.
– Всего доброго.
Бармен что то пробурчал, Римо расслышал только что то вроде «озверел», на что молодой человек ответил:
– Озверел, говорите? А вы знаете, что сотворил сегодня утром один из больных в госпитале, тут неподалеку? Парень был однорукий, вместо другой руки – протез, весь переломанный, в гипсе, но умудрился крюком разорвать себе горло. Вот что значит, если человек твердо задумал лишить себя жизни…
Римо быстро вышел из бара.
Глава двадцать первая
Местная газета сообщала подробности: "Мужчина покончил с собой со второй попытки: прыжок с балкона не сработал, крюк протеза довершил начатое. Как нам сообщили в полиции, пациент психиатрического лечебного учреждения в Нью Йорке, откуда он был выписан как практически здоровый, выбросился вчера с балкона двенадцатого этажа здания на Ист авеню.
Незадачливый самоубийца находился в госпитале под постоянным наблюдением, к нему не допускались посетители. Врачи поражены, они не могут объяснить, как он, находясь в тяжелейшем состоянии, смог крюком, заменявшим ему ампутированную кисть руки, разорвать себе горло. |