Осужден и отправлен в подростковую колонию, освобожден, затем новые неприятности и опять колония. И вот наконец он здесь, в зените своей славы уличного бродяги с ножом, заключенный в тюрьму за вымогательство под угрозой насилия. Он выбивал деньги. Из ребенка, конечно же. Он никогда бы не решился запугивать взрослых. Разумеется, он не рассказывал мне всего этого, но все становилось очевидным само по себе после его бесконечных бессвязных жалоб. Я перестал его слушать и начал обдумывать, что делать дальше. Мне не повезло, в этом все дела. Должно быть, меня специально поместили с ним в одну камеру, чтобы держать меня в стороне от более матерых преступников, наполняющих эту тюрьму. Выключили свет, и я растянулся на своей койке. Завтра настанет мой день. Я встречу других заключенных, составлю о них свое мнение, найду среди них настоящих уголовников. Подружусь с ними и начну посещать курсы по преступной деятельности. Будьте уверены, я это сделаю. Я заснул счастливым сном, убаюканный хныканием и поскуливанием, раздающимися с соседней койки. Надо же было попасть с ним в одну камеру. Вилли был здесь исключением. Мой сосед просто проигравший и ничего больше. Утром все будет совершенно по‑другому. Я надеялся на это. Небольшое беспокойство все же не давало мне уснуть еще некоторое время, но в конце концов я отбросил его. Завтра все будет прекрасно, да так и будет. Прекрасно. И никаких сомнений по этому поводу. Прекрасно...
Завтрак был не лучше и не хуже тех, что я сам готовил для себя. Я ел автоматически, прихлебывая слабенький кактусовый чай и упорно жуя какую‑то размазню, поглядывая в то же время на другие столики. В помещении находилось около тридцати заключенных, и я неторопливо переводил взгляд с одного лица на другое со все растущим чувством разочарования.
Во‑первых, большинство из них имело тот же бессмысленный взгляд, выражающий полнейшую тупость, что и мой сокамерник. Ну, хорошо, я допускал, что стены уголовного мира состоят из умственно отсталых и функционально расстроенных элементов. Но должно же здесь быть и что‑то другое. Я не терял надежду.
Во‑вторых, все они были достаточно молоды, не старше двадцати. Неужели здесь не было преступников постарше? Или склонность к совершению преступления чисто молодежная болезнь, которая выправляется очень скоро с помощью запущенной обществом корректирующей машины? В этом что‑то должно было быть. Просто обязано. Я немного повеселел от этой мысли. Все эти заключенные – неудачники, это, очевидно, проигравшие непрофессионалы. Это становится ясным, как только вы об этом начинаете думать. Если бы они были мастерами своего дела, они никогда бы не попали сюда! От них не было никакой пользы ни обществу, ни им самим. Но они были полезны мне. Если они и могли помочь мне собрать незаконную информацию, они, вполне вероятно, могли свести меня с теми, кто мог это сделать. Через них я мог бы отыскать нити, ведущие к профессионалам на свободе, не пойманным до сих пор. Это именно то, что мне нужно было сделать. Подружиться с ними и выудить из них необходимую мне информацию. Еще не все потеряно. У меня не заняло много времени отобрать наилучшего кандидата из всей этой презренной толпы. Небольшая группа образовалась вокруг неповоротливого молодого человека, который щеголял со сломанным носом и изуродованным шрамами лицом. Даже его телохранители держались от него на некотором расстоянии. Он прогуливался с важным напыщенным видом, и все остальные мигом освобождали пространство вокруг него, когда он выходил на тренировочную площадку после ленча.
– Кто это такой? – спросил я Вилли, который приземлился на скамейку рядом со мной, усердно потирая свой нос. Он быстро заморгал, пока наконец до него не дошло, что за субъект привлек мое внимание, затем безнадежно замахал руками.
– Остерегайся его, обходи его подальше, он получил по заслугам. Стингер – убийца, так о нем говорят, и я в это верю. Да к тому же он чемпион по mudslugging <кулачный бой в грязи>. |