Чего он ожидал? Сарьон и сам этого толком не знал. Он видел в древней книге изображения мечей: изящно изогнутые клинки, резные рукояти... Рисунки, тщательно и любовно выполненные теми, кто некогда держал в руках эти орудия тьмы. Сарьон поразился, поняв, насколько эти иллюстрации врезались ему в память. Он много раз повторял себе, что это орудия тьмы, инструменты Смерти. И вот теперь он, ощутив укол разочарования, вдруг осознал, что рисовал их в своем сознании, втайне восхищаясь их изысканной эффективностью. И ему отчаянно хотелось — возможно, не меньше, чем Джораму, — попробовать, сумеет ли он воспроизвести эту красоту.

У них ничего не получилось. Сарьон отпрянул, вырвав руку из руки Джорама. Эта вещь, лежащая на каменном полу, не была красивой. Она была уродливой. Орудие тьмы, инструмент Смерти, а вовсе не яркий, сверкающий клинок света.

Тут Сарьону пришло в голову, что за мечами, изображенными в древних книгах, стояли столетия мастерства. Джорам же был неопытным самоучкой, не обладающим ни навыками, ни знаниями. И созданный им меч вполне мог бы тысячи лет назад принадлежать какому-нибудь его предку-варвару.

Меч был массивным — рукоять была отлита вместе с клинком — и не отличался изяществом. Клинок был прямым, почти одной ширины с рукоятью. Их разделяло короткое, грубо выполненное перекрестье. Рукоять была слегка скруглена, чтоб удобнее было держать. Джорам сделал на конце рукояти шарообразное утолщение, в попытке уравновесить меч. Сарьон сообразил, что это было необходимо, дабы успешно управляться с оружием.

Оружие казалось грубым и уродливым. Логически Сарьон способен был с этим примириться. Но в мече было также нечто устрашающее, нечто дьявольское: скругленная выпуклость на рукояти в сочетании с длинной шеей самой рукояти, короткими, грубыми ручками перекрестья и узким телом клинка превращали оружие в отвратительную пародию на человеческое существо.

Меч лежал у его ног, словно труп, словно воплощение прегрешений каталиста.

— Уничтожь его! — хрипло выдохнул Сарьон и даже протянул руку, чтобы схватить меч и швырнуть его в горн, в самое пламя. Но Джорам оттолкнул каталиста.

— Вы что, спятили?

Сарьон споткнулся и упал на обломки формы.

— Нет, я опомнился, впервые за много дней, — глухо воскликнул он, поднимаясь. — Уничтожь его, Джорам! Уничтожь, или он уничтожит тебя!

— Вы что, прорицателем заделались? — сердито огрызнулся Джорам. — Хотите потягаться с Симкином?

— Мне не нужны карты, чтобы узреть будущее в этом оружии, — сказал Сарьон, указывая на меч дрожащей рукой. — Посмотри на него, Джорам! Посмотри! Ты Мертв, но жизнь течет в твоих жилах. Ты испытываешь хоть какие-то чувства. А этот меч мертв! И он будет нести одну лишь смерть!

— Нет, каталист! — возразил Джорам. Глаза его были темны и холодны, словно клинок. — Ибо ты дашь ему Жизнь.

— Нет. — Сарьон решительно покачал головой. Он запахнул рясу и попытался подобрать нужные слова, чтобы объяснить Джораму, чтобы убедить его... Но на ум ничего не шло. Ничего, кроме меча, что лежал на полу среди обломков.

— Ты дашь ему Жизнь, Сарьон, — негромко повторил Джорам, неуклюже поднимая меч. К клинку прилипли кусочки глины. Местами виднелись тоненькие усики металла — там, где форма оказалась с дефектами и металл затек в них. — Ты очень хорошо говоришь о смерти, каталист. Правильно говоришь. Ты прав. Вот это, — он взмахнул мечом и едва не выронил его, так повело запястье от непривычного веса, — мертво. И несет смерть. Но у клинка две стороны, Сарьон. Он также несет жизнь. Это будет жизнь для Андона и его людей — не говоря уже всех прочих, кого Блалох намеревается использовать.

— Тебе же нет до них никакого дела! — обвиняюще воскликнул Сарьон. Он тяжело дышал.