Сразу же за королевой, в обитой алым бархатом карете, ехала я, а рядом со мной — четвертая супруга моего отца (всех остальных его жен на свете уже не было), Анна Клевская, дама весьма приятная, которую я всегда очень любила. На нас обеих были платья из узорчатой парчи с длинными рукавами. Когда я приветственно махала толпе рукой, рукав сползал вниз, картинно обнажая тонкую руку. Я отметила, что лондонцы приветствуют меня куда охотнее, чем королеву. Душа наполнилась радостью, хоть я и понимала, как опасна для меня любовь простонародья.

Великолепие церемонии произвело глубокое впечатление. Я все время думала: настанет день, и на месте Мэри окажусь я. На улице Фенчерч королевский кортеж встретили четыре ряженых великана, а на улице Грейсчерч статуя, изображавшая архангела, внезапно ожила и громко затрубила в горн. Толпа веселилась вовсю, да это было и неудивительно, поскольку лорд-мэр повелел выстроить от Корнхилла до Чипсайда акведук, по которому текло вино.

В день коронации до Вестминстера мы тоже плыли на барках, а из дворца королевский кортеж двинулся в сторону Вестминстерского аббатства ровно в одиннадцать. Бароны держали над королевой балдахин, а следом шла я, занимая место, подобающее наследнице. Я все время думала о том, что королеве тридцать семь лет, что скоро она, видимо, выйдет замуж. Вопрос только в том, сможет ли она родить наследника. Мэри выглядела такой бледной, такой усталой, однако я знала, что она страстно мечтает о ребенке. Ей нужен католический наследник. Видеть своей наследницей меня ей, должно быть, тяжело и мучительно.

Пускай Гардинер объявил меня бастардом, но в завещании отца ясно сказано: после Мэри престол должна унаследовать я. Пусть только попробуют воспротивиться завещанию — с ними случится то же, что произошло с Нортумберлендом.

Короновал Мэри сам Гардинер, хотя по обычаю этот обряд должен был совершать архиепископ Кентерберийский. Тем не менее предпочтение было отдано главному советнику королевы и моему лютому врагу. Я знала, что Гардинер пойдет на что угодно, лишь бы сжить меня со свету.

Я стояла перед алтарем, прислушиваясь к торжественным словам:

— Вот принцесса Мария, законная и несомненная наследница короны по законам божеским и человеческим, носительница верховной власти над королевствами Англии, Франции и Ирландии…

Но вот церемония закончилась, и весь наш кортеж вернулся в Вестминстерский дворец, где состоялся грандиозный пир. Я заметила, что все присутствующие относятся ко мне с подчеркнутым почтением. Королева посадила меня слева от себя, а следующей сидела Анна Клевская. Я чувствовала, что на меня все время устремлены взгляды, и от этого кружилась голова, а все предостережения об опасностях были позабыты.

Эдуард Даймак, выполняя старинный обряд, бросил на пол перчатку, призывая принять вызов любого, кто осмелится усомниться в том, что Мэри — истинная королева. Желающих не нашлось.

Радостное возбуждение владело мной до тех пор, пока я вновь не оказалась на барке. Холодный речной ветер остудил мое разгоряченное лицо, и я вспомнила о нависшей надо мной угрозе.

Кэт Эшли подробнейшим образом пересказывала мне все ходившие при дворе сплетни. Как-то раз она сообщила, что поговаривают о предстоящем браке королевы с Эдуардом Куртенэ.

— Ее величество просто обожают его, — сказала Кэт. — Если этот брак состоится, муж будет у нее совершенно под каблуком.

— Что ж, это было бы не так уж плохо, — ответила я.