— Не говори так, мама, — горячо зашептал Зак. — Ты будешь жить. Я не дам тебе умереть.

Она через силу улыбнулась.

— Рано или поздно мы все там будем.

— Значит, я постараюсь, чтобы это было нескоро.

— Хочу тебя попросить, сынок.

— О чем, мама?

— Обними меня на минутку.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Неожиданно мать отшатнулась.

— Не целуй меня, — прошептала она.

— Почему? — Он непонимающе смотрел на нее.

— Доктор Фергюсон так говорит. Не надо целовать. И не касайся моей тряпки.

— Почему, что с тобой такое?

— Что-то с легкими. Забыла, как называется. Доктор Фергюсон сказал, что все из-за холодных зим и от холода в доме.

— Туберкулез, — сказал Зак.

— Да, точно. — Мать снова улыбнулась, на этот раз счастливой улыбкой. — Ты и впрямь становишься образованным. Господи, как ты лихо выговариваешь такие длинные слова!

Натаниэл неожиданно проснулся. Он посмотрел на Зака и тяжело поднялся. Он тоже сильно сдал: еще больше похудел и постарел. Вид у него был очень измученный.

— Привет, папа! — заставил себя улыбнуться Заккес.

— Привет, сынок.

И тут Натаниэл сделал то, чего никогда раньше не делал. Он быстро подошел к кровати, обнял сына и крепко прижал его к себе.

9

Шел дождь, тихий и ровный, какие обычно бывают в деревне. Шум дождя создавал иллюзию, что кто-то не переставая скребет крышу. Зак выглянул в окно, но увидел лишь потоки воды. Там, где в доме протекала крыша, были поставлены бадьи, и Зак слышал, как в них с громким бульканьем падали капли.

Натаниэл сидел в кресле, безучастный ко всему. Казалось, жизнь потеряла для него всякий смысл. Урожай перестаивал в поле, изгороди требовали ремонта, даже инструменты потихоньку начали ржаветь. Единственное, что он делал регулярно, — это кормил и поил животных, чтобы они не погибли. Все остальное его не интересовало.

Зак нагрел в большом котле воду и занялся мытьем кухонной утвари, которая копилась неделями. Труд был тяжелый и неблагодарный, но он был рад хоть какому-то занятию, лишь бы не сидеть без дела.

Вымытая и вычищенная посуда, кастрюли со сковородками засверкали как новые. После этого Зак занялся уборкой дома. Но хоть руки у него и были заняты, из головы не шли мысли о болезни матери.

Наведя в доме порядок, Зак вышел на веранду, справедливо решив, что отдых ему не помешает. Он сел на скамью, прижавшись спиной к стене, наслаждаясь свежестью промытого дождем воздуха. Юноша подавил зевок. Странно, но только сейчас он почувствовал, до какой степени устал. Сказывалось напряжение последних трех дней. Сначала поездка в поезде, когда он почти не сомкнул глаз, предыдущая ночь тоже прошла без сна: мать заходилась в приступах удушливого кашля.

Теперь Заккес почувствовал, как слипаются веки. Он уронил голову на грудь и задремал. Проснулся, ощутив рядом чье-то присутствие. Зак поднял голову.

— Доктор? — удивленно сказал он.

Доктор Фергюсон был небольшого роста, плотный, с приятным красноватым лицом и непокорными седыми волосами.

— Здравствуй, Заккес. — В его голосе звучала тревога.

Зак встал, и они пожали друг другу руки. Рукопожатие доктора было сильным и дружеским.

— Не будешь возражать, если я посижу с тобой?

— Что вы, конечно, нет. Присаживайтесь, пожалуйста.

Они сели, доктор осторожно поставил рядом свой черный кожаный саквояж.

— Волнуешься, сынок? — спросил он.

Зак кивнул.

— Вы уже осмотрели мать?

— Я пришел с полчаса назад, — кивнул доктор Фергюсон.