Квартиры на нижних этажах были обнесены подчистую, за двадцать лет сюда наведывались не раз – поживиться чем-то полезным. В них все было перевернуто вверх дном, повсеместно – беспорядок. Миша поворошил ногой тряпье, битую посуду, прошелся по комнатам. Под ногами похрустывали осколки, шуршала бумага, поскрипывали полы. Было видно, что здесь нельзя найти решительно ничего полезного. На третьем этаже в одной из квартир Миша наткнулся на множество разбросанных по полу детских игрушек. Он повертел в руках разные машинки и самолетики, перебрал фигурки человечков и с грустью подумал, что нормального детства у них на станции ни у кого не было. Его отняли, даже не спросив. Выдрали из жизни, словно и не было такого понятия, как детство. Сейчас Миша даже завидовал бывшим обитателям этой многоэтажки – они видели своих родителей, могли свободно ходить по земле, они часто смеялись и не задумывались, что может быть иная жизнь, больше похожая на выживание.

На этажах выше четвертого беспорядка было поменьше. В одной из квартир весь пол был измазан чем-то скользким и влажным. В свете фонаря он блестел и отливал зеленоватым. Скоро обнаружилась и причина: в ванной комнате возлежал студенистый слизень немаленьких размеров. Он не проявил к Мише никакого интереса, может, находился в спячке. И парень решил не тревожить его, а убраться подальше отсюда.

Миша осторожно прикрыл дверь и поднялся на несколько этажей сразу. Выходит, дома не такие уж необитаемые. Может, еще и поэтому верхние этажи были меньше разворованы – новые обитатели отпугивали особо ретивых. Возможно, тот студенистый слизень и безопасен, но проверять не хотелось. Во всяком случае, чем-то он все же питается.

Очень осторожно Миша бродил по верхним этажам, но больше ему никто не повстречался на пути. Найти среди множества квартир ту единственную, где жили его родители, было практически невозможно – Миша это понял и смирился. Единственная зацепка – найти фотографию с мамой, но за двадцать лет они наверняка выцвели или отсырели. Мише так и не попалось ничего, что хоть немного напоминало бы родителей.

С верхних этажей открывался удивительный вид. Миша осторожно подошел к окну. Голова кружилась, и парень старался смотреть не вниз, а вдаль, на мертвый город. Впереди раскинулся темный массив Царицынского леса, где они повстречали жутковатых тварей, от которых пришлось отбиваться с боем и потерями. Деревья еле заметно покачивались в такт легкому ветерку. Отсюда казалось, что они живые. Море скрюченных деревьев, волнующихся и царапающих друг друга своими ветвями. При свете луны лес выглядел зловеще, пугающе. Казалось, огромное темнеющее пятно растительности расползается прямо на глазах и скоро доберется до останков зданий и домов, проникнет под землю через вентиляционные шахты и найдет там последних напуганных людей, умудряющихся пока выживать в этом хаосе. Даже отсюда Миша явно ощущал угрозу, исходившую от парка. По спине побежал холодок, руки затряслись, но парень не в силах был отвести взгляда, лес гипнотизировал, внушал благоговение и вместе с тем селил в душе страх.

Миша еще долго стоял вот так, устремив взор вдаль, а когда пришел в себя, то не понял, сколько времени он провел, застыв, словно каменная статуя. Видимо, немало, потому что мышцы ног противно ныли. Он поглядел на небо – еще была ночь, но дольше задерживаться здесь не имело смысла, он все равно не нашел того, что искал в этом заброшенном доме. Проходя мимо одинокого уцелевшего шкафчика, Миша заметил на полке огромную книгу. Он и сам не знал, почему вдруг остановился и взял книгу в руки, принялся листать – может, впечатлили ее размеры.