Больше всего тварей полегло там, где оборонялся Немов. Мертвые звери лежали вокруг сталкера полукругом, их рваные бока и разверзшиеся пасти чернели от крови. Вильдер взглянул в лицо Немову, и что-то дрогнуло в душе Сергея – а ведь когда-то сталкер подобрал его на улицах города и притащил в лазарет на станции Печатники. Правда, Вильдер и не просил тогда о спасении, он-то как раз хотел смерти.

Неплохим, в принципе, человеком был командир, неравнодушным к чужому горю. Быть может, и не заслуживал он такой смерти, подлой и бессмысленной. Как так получилось, что ненависть к Данилову трансформировалась в ненависть ко всем живым? Вильдер медленно направился дальше, пробираясь между искромсанными телами. Внезапно взгляд его остановился на мертвенно бледном лице маленького мальчика, на котором застыла гримаса ужаса. Его рот был раскрыт в немом крике, остекленевшие глаза смотрели с ужасом, а в животе зияла страшная рана. Ребенка старалась укрыть своим телом женщина, видимо, его мать, пригвожденная к земле шипами застывшей над ней твари. Тварь также была мертва. Жуткая композиция сломала что-то в душе Сергея, сдвинула лед, пробила брешь. К нему медленно начало приходить осознание всего того, что только что случилось здесь, на станции.

Он – чудовище! Вильдер медленно опустился на пол, на колени, и тихонечко завыл.

* * *

Сколько просидел он вот так, на полу, он не знал. Да и двигаться дальше было некуда. Все, что могло произойти – случилось. Сергей заметил, что машинально покачивается из стороны в сторону, и крепче обхватил колени, пытаясь унять неожиданно накатившую дрожь.

Он оглядел станцию. Как он мог снова попасться в те же самые сети? То, что произошло три года назад, не должно было повториться, и он вроде бы принял все меры для этого. Но засевшее глубоко в его душе зло снова нашло выход. А ему казалось, что он подавил ту силу, заставившую его кромсать, крушить и убивать. Пусть в этот раз это случилось чужими руками, точнее лапами и когтями, но оправданий его действиям точно не было: он направил монстров сюда, он вскрыл гермодверь, он стоял и наблюдал, как гибнут мало в чем повинные люди.

Вильдер покачнулся и был вынужден опереться руками об пол. Он чувствовал сейчас отвращение к себе, жалость, вину и раскаяние, но вся гамма чувств не способна была затмить того ужаса, что творился вокруг. Он не мог больше здесь находиться, забрызганные кровью стены давили на него, отовсюду смотрели остекленевшие глаза недавно погибших жителей станции, в воздухе стоял тяжелый смрад, от которого накатывала тошнота. Он зашарил руками, ища точку опоры на скользком полу, чтобы встать. Под руку попалась какая-то бумажка, и Вильдер машинально схватил ее, когда вставал. Ноги едва слушались его. Сергей посмотрел на листок, который он держал.

Сначала он ничего не мог понять, перед ним была какая-то схема, но линии расползались на ней, искривлялись, словно путь в лабиринте. Он уже готов был выбросить бесполезный листок, как вдруг некоторые обозначения и надписи показались ему смутно знакомыми. Он вгляделся внимательнее и вдруг все понял. Вот, значит, как они вернулись обратно – по подземным коммуникациям. Отсюда и освещение на станции. Видимо, генератор починили – а запчасти из бункера, откуда же еще им взяться. Но все это сейчас было уже не важно. Миша отправился, наверное, туда, в войсковую часть. Больше им деваться некуда.

А что делать ему? Вильдер не знал. Хотелось лишь одного – уйти с гиблой станции, не видеть скрюченных и разодранных тел, не дышать воздухом, пропитанным смертью. Он побрел к открытой герме. Подъем по эскалатору оказался сущим испытанием.