– Мне придется убить тебя, – сказал Затар, будто бы даже извиняясь.

Посыльный явно был в ужасе, но кивнул и упал на колени перед ним. Он ожидал этого – они все ожидали смерти от кайм’эра. Странно было бы, если бы это открытие вызвало другую реакцию, а притиера не мог позволить жить простолюдину, который видел его настолько ошарашенным, уязвимым, пусть даже на мгновение. Поручение директора обернулось смертным приговором.

Курьер ждал.

– Ты мог убежать, – тихо сказал Затар. – Или возразить.

– Я знаю о традициях, – голос посыльного был едва слышен. – Как я мог открыто не повиноваться главе Холдинга?

В Затаре боролись странные чувства, новые чувства, и он им совсем не обрадовался.

– У тебя есть семья? – с неохотой спросил притиера.

– Три сына, лорд, – промямлил курьер. – Один из них – мой собственный.

– Директор раскопок знает, где они?

Посыльный кивнул, недоумевая.

Затар вытащил меч. Посыльный с отчаяньем смотрел прямо в глаза притиере, он отказывался глядеть на смертоносную сталь.

– Я возьму твою семью в свой Дом, – тихо сказал Затар.

– Спасибо, – выдавил из себя удивленный посыльный. – Лорд, могу ли я спросить…

– Что угодно. Сейчас ты – единственный человек в Холдинге, который точно получит ответ.

– Что вы будете делать? – прошептал курьер.

Затар закрыл глаза.

«Ну и вопросик…» – подумал он обреченно.

– Я не знаю, – ответил он медленно.

– Но что‑то вы должны сделать?

– Сохраню картину. Сделаю ее общедоступной. Но не сразу – ее нужно в безопасности перевезти отсюда, потом восстановить до изначального состояния… Она принадлежит Холдингу.

– Я не это имел в виду, – подал голос посыльный.

– Я знаю. И не могу тебе ответить, – Затар снова посмотрел на картину и удивленно покачал головой. – Я сам пока не знаю.

Посыльный опустил голову.

И меч, словно вспышка света, прошел сквозь него, мгновенно срезав голову с плеч, как мотылька разрубив на лету. Тело грузно упало в пыль.

Не убирая меч в ножны, Затар вновь повернулся к картине.

– Хаша… – пробормотал он тихо.

И еще очень долго не уходил из дворца.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«Человек по‑настоящему не понимает своей ограниченности, пока не проверит ее на практике».

Харкур

На черном бархате космоса станция напоминала драгоценный камень, ее обращенная к солнцу сторона блестела зеркальными поверхностями светосборщиков и тысяча тонких как иглы межзвездных кораблей отходили от ее центра, словно лучи света, отражающиеся от поверхности. В темноте вокруг станции мягко мерцало защитное поле и его янтарная теплота добавляла картине блеска.

Тысяча кораблей медленно поворачивались вокруг наблюдательного центра – они были обтекаемой формы, из полированного псевдометалла, без намека на пассивные энергетические поля, вплетенные в их корпуса. Они были детьми, ждущими, когда их выпустят на свободу – звездные птицы, рядом со своим серебряным гнездом, страстно желающие улететь на волю. Они сложили крылья вдоль боков, тщательно подогнанные к гладким, стройным телам, которые могли без усилий прорезать атмосферу. Они были наполнены всем необходимым для путешествия – поле корпуса корабля, сильное и устойчивое; гравитационная компенсирующая система, блокировочное устройство и ускоритель; три надежных защитных поля, объединенная отражательная сила которых могла парировать ярость боевого корабля.