Изменить размер шрифта - +
.. Умел, умел старый греховодник! Это был не  человек,  а  кремень.
Да, он был холоден и тверд, как кремень, и еще никому ни  разу  в  жизни  не
удалось высечь из его каменного сердца  хоть  искру  сострадания.  Скрытный,
замкнутый, одинокий - он прятался как  устрица  в  свою  раковину.  Душевный
холод заморозил изнутри старческие черты его лица, заострил крючковатый нос,
сморщил кожу на щеках, сковал походку, заставил посинеть губы  и  покраснеть
глаза, сделал ледяным его скрипучий голос. И даже его щетинистый подбородок,
редкие волосы и брови, казалось, заиндевели от мороза.  Он  всюду  вносил  с
собой эту леденящую атмосферу. Присутствие Скруджа замораживало его  контору
в летний зной, и он не позволял ей оттаять ни на полградуса даже на  веселых
святках.
     Жара или стужа на дворе - Скруджа это беспокоило мало. Никакое тепло не
могло его обогреть, и никакой мороз его не пробирал. Самый яростный ветер не
мог быть злее Скруджа, самая лютая метель не могла быть столь  жестока,  как
он, самый проливной дождь не был так беспощаден. Непогода ничем не могла его
пронять. Ливень, град, снег могли  похвалиться  только  одним  преимуществом
перед Скруджем - они нередко сходили на землю в щедром изобилии,  а  Скруджу
щедрость была неведома.
     Никто  никогда  не  останавливал  его  на  улице  радостным  возгласом:
"Милейший Скрудж! Как поживаете? Когда  зайдете  меня  проведать?"  Ни  один
нищий не осмеливался протянуть к нему руку за подаянием, ни один ребенок  не
решался спросить у него, который час, и ни разу в жизни ни  единая  душа  не
попросила его указать  дорогу.  Казалось,  даже  собаки,  поводыри  слепцов,
понимали, что он за человек, и,  завидев  его,  спешили  утащить  хозяина  в
первый попавшийся подъезд или в подворотню, а потом  долго  виляли  хвостом,
как бы говоря: "Да по мне, человек без глаз, как ты, хозяин, куда лучше, чем
с дурным глазом".
     А вы думаете, это огорчало Скруджа?  Да  нисколько.  Он  совершал  свой
жизненный путь, сторонясь всех, и те, кто  его  хорошо  знал,  считали,  что
отпугивать малейшее проявление симпатии ему даже как-то сладко.
     И вот однажды - и притом не когда-нибудь, а в самый сочельник, - старик
Скрудж корпел у себя в конторе над счетными книгами. Была  холодная,  унылая
погода, да к тому же еще туман, и  Скрудж  слышал,  как  за  окном  прохожие
сновали взад и вперед, громко топая по тротуару, отдуваясь и колотя себя  по
бокам, чтобы согреться. Городские часы на колокольне только что пробили три,
но становилось уже темно, да в тот день и с утра все  ,  и  огоньки  свечей,
затеплившихся в окнах контор, ложились багровыми мазками  на  темную  завесу
тумана - такую плотную,  что,  казалось,  ее  можно  пощупать  рукой.  Туман
заползал в каждую щель, просачивался в каждую замочную скважину,  и  даже  в
этом тесном дворе дома напротив,  едва  различимые  за  густой  грязно-серой
пеленой, были похожи на призраки. Глядя на клубы  тумана,  спускавшиеся  все
ниже и ниже, скрывая от глаз все предметы, можно  было  подумать,  что  сама
Природа открыла где-то по соседству пивоварню и варит себе пиво к празднику.
Быстрый переход