Йоханнес В. Йенсен. Рождественский покой
Нынче в Ютландии царят мир и покой, в особенности под рождество, в эту пору у нас тишь да благодать. Однако всего два поколения тому назад в рождество церковь провозглашала мир до конца года. Неудивительно, что в старые времена рождественские дни нередко были беспокойными. Мне не раз доводилось слышать рассказы о том, как в сочельник, или в первый день рождества, даже в самой церкви вспыхивали ссоры из-за старых обид, сводились счеты между смертельными врагами! Видно, иные люди желали воспользоваться случаем, ведь все думали, что в эти мирные дни опасность им не грозит, тут-то кое-кто и лишал их мира, хотя это и запрещалось, так что рождественский покой как бы помогал совершить злое дело. Жил в сённерупской пустоши человек по имени Тёрве Кристенс; люди его чуждались, хотя ничего дурного в нем не было, – это был умелый землепашец, владевший крохотным наделом земли на пустоши; приходилось ему ходить и на поденщину, чтобы заработать на хлеб насущный. Но Тёрве Кристенс был убийца. Он заколол Забулдыгу в сочельник. Тёрве полностью оправдали, но до конца его дней имя Тёрве Кристенс люди старались не произносить, ведь у него на руках была кровь. Забулдыга, живший в той же местности, был вор, не вылезавший из тюрьмы. О его проделках рассказывают до сих пор. Все сходятся на том, что он был бездельник и нечист на руку. Невзирая на то, что Забулдыга был человек худой и люди его боялись, его имя овеяно некой грубой теплотой старых времен; над ним подсмеивались, ведь этот забияка много раз совершал преступления просто шутки ради, на шутки-то он был горазд. Видно, это был один из сбившихся с пути, из тех, что непременно должны растратить и погубить свой талант. О Забулдыге передавалось из уст в уста множество рассказов. У него хватало силы каждый раз сбегать из тюрьмы, он придумывал невероятные уловки, и удержать его было невозможно. Рассказывали, что у него были удивительно маленькие руки и ноги и что тюремщику не удавалось заметить, как он снимал с них кандалы. Неизвестно, что он там творил, какие штуки выдумывал, но неизменно каждый год его снова видели в родных краях. Его жена и дочь жили как раз неподалеку от дома Тёрве Кристенса. Под конец Забулдыге хотелось воротиться домой из-за Тёрве не меньше, чем из-за своей собственной семьи, он ненавидел его и хотел лишить жизни. И пришел тот день, когда он больше не мог совладать с собой. На этот раз тут же стало известно, зачем сюда явились драгуны. Забулдыга снова убежал из тюрьмы, но при худших обстоятельствах, чем обычно: он нанес тюремщику удар, от которого тот умер. Оттого-то и было предпринято столько усилий, чтобы поймать Забулдыгу; решено было схватить его в собственном доме в ночь под рождество. Выехав на пустошь, драгуны разделились, пустились карьером к дому Забулдыги и быстро окружили его. Но Забулдыги там не оказалось. Они обыскали, обшарили весь домишко вплоть до конька крыши, допросили жену и дочь, перебрали каждую соломинку, но Забулдыги не нашли. Когда они уже уехали, не сделав того, что им было велено, Забулдыга вылез из ямы под глиняным полом, который был хорошенько утоптан и посыпан торфяной крошкой, – для драгун он был слишком хитер. Два часа спустя в Сённерупе зазвонили церковные колокола, возвещая, что наступило святое рождество. Вместе с темнотой пришла чуткая, настороженная тишина. В этой мягкой зимней ночи лишь колокол на церковной башне что-то лепетал на своем странном языке, и голос его летел над унылым городишком с низенькими домиками, затерянном в широком безлюдном просторе. Талая вода просачивалась и капала в канавы на слежавшийся снег. Церковный колокол говорил то устало, то нараспев, то уныло, то весело, громче и тише, словно старый, повидавший виды человек. Небо прояснилось, в бездонном пространстве зажглись звезды, они висели дрожащие, маленькие, холодные. Там и сям на земле слышались легкие потрескивающие звуки, вода сочилась медленнее, к ночи становилось холоднее. |
