Она все это сама начала и едва ли может винить его. Но она не попросит у него прощения. А если все, что он сказал, правда и он действительно презирает ее семью, всех тех, кто составляет ее мир? Да, презирает. Что тогда? Она сама сделала себя несчастной, она это знала, но ничего не могла поделать с собой.

Граф с поклоном протянул ей руку.

– Не присоединиться ли нам к гостям, миледи? – вежливо спросил он.

Она приняла его руку, и они проследовали в гостиную. Супруги улыбались. Но только не друг другу.

Уилфред приехал, он здесь, в ее доме. Сердце ее упало. Он сейчас наверху и скоро спустится вниз. Она вынуждена будет смотреть ему в глаза и улыбаться так, словно он всегда был для нее только кузеном, так, словно она забыла обо всем.

Впервые после приезда в Гресвелл-Парк радость жизни окончательно покинула Элинор, уступив место свинцовой тяжести отчаяния. Ей так не хватало отца, и сознание этого было подобно удару в грудь, способному прервать дыхание.

Роль вежливого и общительного хозяина давалась графу нелегко, он понял это, сидя за чаем после ужина. Граф ожидал, что родственники Элинор будут полны благоговейного страха, ведь их пригласили на Рождество в Гресвелл-Парк, имение родовитого графа. Он думал, что ему придется использовать весь свой опыт светского обхождения, чтобы гости не чувствовали себя скованно и неловко. Даже шумный приезд, а потом веселое чаепитие и не умолкающие за столом разговоры не насторожили графа. И когда за ужином он увидел их в более официальной обстановке, он опасался, что все они превратятся в неподвижные манекены.

Каково же было его изумление, когда за столом завязалась оживленная и шумная беседа, было много смеха и возгласов. Большинство из гостей предпочитали забыть о правиле этикета – за столом беседовать лишь с ближайшим соседом. Дядя Сэм и дядя Бен в особенности, сидевшие довольно далеко друг от друга, громко обменивались остроумными замечаниями, вызывавшими общий смех.

Его друзей, как показалось графу, это скорее забавляло, и они бросали на него вопросительные взгляды. Кроме Берти, который был поглощен беседой с Речел Трэнсом, дочкой дяди Бена. Да, у дяди Сэма есть сын, Том. Граф старательно попытался угадать, кем тот ему приходится теперь. Ведь, женившись на Элинор, он породнился со всеми ними, ошеломленно думал он и никак не мог осознать это.

Он посмотрел на жену на другом конце длинного стола. Она улыбалась, но, как только их взгляды встретились, улыбка сошла с ее лица, а в глазах появилась враждебность.

Неужели она все делала намеренно, думал граф. И родственников пригласила на Рождество с одной целью – причинить ему неприятность? Или же она сделала это потому, что у нее есть семья и это первое Рождество без отца? Ответ, однако, был очевиден. Судя по ее поведению, трудно сказать, что она все еще печалится, а вот дерзкий подбородок свидетельствует о том, что она бросила ему вызов.

Граф с удовольствием задал бы ей трепку. Он ничего не имел против ее родственников. Они были удивительно жизнерадостные, жизнелюбивые люди. Он просто не знал, что теперь с ними делать и как их развлекать. Одно было ясно: традиционные в его кругах развлечения им едва ли подходили.

А он так ждал этого Рождества, ждал, пожалуй, впервые в своей жизни!

Однако после ужина в гостиной все само собой образовалось, никого развлекать не пришлось. Он собрался распорядиться о том, чтобы расставили карточные столы для старшего поколения, а молодежь собрать у фортепьяно.

Но дядя Сэм вдруг громким голосом спросил свою племянницу, когда же начнется подготовка к сочельнику и к Рождеству. Этого было достаточно, чтобы все стали строить планы, как это сделать. Завтра надо принести из парка все, что там есть зеленого.

– Омелу! – с готовностью подсказала его жена.