И все же надежда теплилась. Надежда остается всегда. Он должен поговорить с Элинор и кое-что рассказать ей. Между ними возникла преграда, и в значительной степени это произошло по его вине, так как, женившись, он решил, что нет особой необходимости в том, чтобы Элинор знала всю правду. Обременять жену такой правдой он считал ниже своего достоинства. Но теперь хотел, чтобы она знала все. Это было крайне важно для него.

Покинув свою спальню, граф легонько постучал в дверь, ведущую в гардеробную жены. Элинор была там и, сидя перед зеркалом, расчесывала свои густые с бронзовым отливом волосы.

– Кажется, наши гости получают удовольствие от пребывания здесь, – заметил граф и положил руки на плечи жены. Элинор отложила щетку.

– Да, – согласилась она, глядя на его отражение в зеркале. – И даже ваши друзья. Мне кажется, эти джентльмены очень одиноки. Не поэтому ли вы пригласили их?

– Я пригласил их и еще кое-кого, будучи сильно пьяным, – признался граф и тут же пожалел, что сказал это. Он чуть не добавил, что напился из-за того, что не знал, как избежать женитьбы на ней. – Я думаю, эта четверка приняла мое приглашение потому, что им просто некуда идти. Созерби потерял жену, она умерла два года назад при родах. Вам об этом известно?

– Нет, – тихо ответила Элинор. – Бедняга. Он хороший человек. Мне он нравится.

Она стояла перед ним, не пытаясь уйти. Его руки привычно, не спрашивая, коснулись мелких пуговичек у ворота ее ночной сорочки. Элинор посмотрела, как он это делает. Граф почувствовал, что в нем растет волнение. Она нужна ему. И не только в постели. Она нужна ему вся.

«Спокойно, – говорил он себе. – Терпение. Не требуй от нее слишком многого».

– Элинор, – произнес он, расстегивая последнюю пуговку, но не спуская сорочку с ее плеч. – Я женился на вас ради денег. Я готов признаться в этом. – Господи, подумал он, неужели надо было начать с этих ужасных слов? – Но вы не правильно поняли меня, – торопливо добавил он банальную фразу. Надо было хотя бы подготовиться, прежде чем открывать рот.

– Неужели? – Она подняла на него глаза. – Не напоминайте мне об этом, пожалуйста. И не сейчас. Вы хотите, чтобы я легла в постель?

– Я не карточный игрок, – не менял своего намерения граф, – и не сорил деньгами. Долги не мои.

– О, пожалуйста, прошу вас, – взмолилась Элинор и, поведя плечами, сбросила ночную сорочку. Она сама высвободила руки из рукавов, обнажила грудь и позволила сорочке соскользнуть к ногам. А затем, зажмурив глаза, сделала шаг к нему. – Я ничего не хочу слышать о деньгах. Это уже не имеет значения. Вы мой муж, и я ваша жена. Разве не так? Разве я не отдала вам себя в прошлую ночь и вы не получили то, что хотели?

«Принимаю тебя, покоряюсь тебе». Ее обнаженное тело прижалось к нему, глаза были послушно закрыты. И все потому, что она ему жена, потому что согласилась выйти за него замуж, чтобы выполнить волю умирающего отца. Она будет верна своему обещанию до конца жизни. Долг и честь. Ей неинтересны его объяснения.

Ему стало холодно, хотя ее теплое стройное тело прижималось к нему, и единственным, что разъединяло их, была его ночная сорочка. Он видел обнаженную грудь Элинор, ее отливающие бронзой волосы, рассыпавшиеся по плечам. Она казалась ему такой желанной. Он хотел любить и ласкать свою жену, а она готова была ему подчиниться.

Сердце его было холодным, а тело сжигала страсть.

– Я думал, что, возможно, – снова попытался граф, – вам захочется узнать меня получше. Может быть, нам удастся стать друзьями.

– Я вам нужна в постели. – В голосе Элинор было не меньше холода, чем в сердце графа.