Растянувшись на этой колкой постели, Сережа почувствовал, что он шибко устал и что сейчас заснет, как камень. Но в это время Светлана заохала и заныла:

— Ой, колется до чего! Никак я не могу… Ну никак… Сквозь платье… Колючки железные… Я лучше на земле.

— Нельзя на земле, — сказал Сережа, превозмогая сон, — воспаление легких получишь.

Он нехотя встал, стащил с себя свой испытанный, сшитый из чертовой кожи пиджачок и молча кинул его девочкам. Ребята кто как приютились у костра.

— Не заснуть бы всем, — сказал Сережа, — дежурного надо.

— Спите. Я — часовой! — ответил Толя. Он сидел, обхватив руками плечи, и смотрел в огонь.

— Мама, наверно, не спит… И отец… — прошептала Катя, засыпая.

— Попадет от матери… — пробормотал Антон.

«А мне тоже от тети Надежды…» — уже не в силах что-либо сказать, подумала Светлана.

Толю мучила дремота, одолевала усталость.

«Не смей спать! Не смей спать! — приказывал он себе. — Еще не хватало! Часовой не смеет спать на посту!»

Он вставал, похаживал, поправлял костер, опять садился. Но как только садился, сон охватывал все его тело. Глаза были открыты, но сонные виденья заволакивали их. Томила тоска по дому, по теплой постели. Мама даже занавески наплотно закрывает, чтобы солнце не разбудило, она ведь и сама очень любит поспать утром. А здесь — колючие ветки, дым от костра, с одного бока горячо, с другого холодно… Да еще звери бродят кругом. Зачем, зачем он побежал за этим оленем!.. За каким оленем? Ах да, у которого золотые рога. Из литого золота. Надо же срезать ему эти рога, он сломает их, потеряет…

Толя встряхнул головой. Мысли начинали путаться.

«Хватит! — сказал он сам себе. — Всю ночь, что ли, я один буду дежурить?» Он растормошил Антона:

— Вставай. Твоя очередь.

И улегся на его место, укрывшись Антоновой тужуркой.

12

В совхозе было много хлопот с оленями. Загоняли, считали. Недосчитались многих, и опять партия рабочих ушла в тайгу.

— Как заиграю завтра на кормежку, придут! — сказал Иван Васильич Крылатов. — Хлебушек поманит!

— Посмотрим, — согласился директор Роман Николаич. — А завтра с утра опять облаву устроим. Интересно, Богатырь пришел?

— Нет, не пришел, — покачал головой Иван Васильич. — Ребята теперь расстраиваться будут. На выставку же его хотели…

— А ребята с вами пришли?

У Ивана Васильича была привычка, разговаривая с человеком, глядеть не в глаза ему, а куда-то вдаль. Словно он говорит так, между прочим, а сам думает о чем-то своем или видит вдали что-то очень милое и приятное, от чего ему и отрываться не хочется.

Так же вот раздумчиво, устремив в неведомо какую даль свои голубые глаза, Иван Васильич разговаривал и с директором. Но когда Роман Николаич спросил о ребятах, Крылатов вскинул брови и взглянул на него:

— Ребята? Нет… Со мной их не было. Сначала шли сзади, а потом уметнулись куда-то. Хотел пробрать… Тут облава нужна, а их след простыл! Покричал, покричал…

— Не видать их что-то, — сказал директор, скрывая беспокойство. — Ну-ка, пошлите кого-нибудь домой. Пусть узнают.

Ребят не было. Тревога пошла по совхозу. Расспрашивали друг у друга — кто их видел в последний раз, где их видели… Разговоры, шепоты, догадки, ожидание.