— Как впечатление от первого дня работы?

— Все великолепно.

— Здорово!

У помощницы Мерседес я без проблем получила буклеты, а в следующий раз, столкнувшись с Андреа, поинтересовалась:

— Ты никогда не ощущала враждебности со стороны Касси?

— Она у нас стремится к совершенству, — ответила Андреа. — Выполняет все правила. Скорее всего злится из-за того, что тебя сразу взяли на ступень выше.

Я рассказала ей о буклетах.

Брови Андреа сошлись у переносицы.

— Я уверена, что у Джулии они были… — Она порылась в картотечном шкафчике и в пять секунд нашла стопку буклетов.

Я плюхнулась на стул, чувствуя себя полной дурой.

— Куда я смотрела!

Андреа пожала плечами:

— Расслабься. Это же твой первый день.

Мой первый день. Все так. Нужно взять себя в руки.

— Забудь все, что я сказала тебе о Касси. Это паранойя.

Андреа рассмеялась:

— Возможно, но нельзя забывать и бессмертные слова Ричарда Никсона: «Даже если у тебя паранойя, это не означает, что ни у кого нет желания разобраться с тобой».

В шесть сорок вечера я поднималась по лестнице, таща с собой сумку с рукописью романа «Педиатр и телохранитель». Все тело ныло от усталости, даже рот, который полдня пребывал в растянутом состоянии (куда ж деваться от вежливой улыбки.) Чего мне хотелось, так провести вечер в обществе пены для ванн, но ванны в квартире не было. Поэтому я намеревалась долго-долго постоять под горячим душем, а потом взяться за редактирование. И просидеть над рукописью за полночь.

Едва я поднялась на третий этаж, дверь в нашу квартиру распахнулась. На пороге, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял Флейшман.

— Наконец-то ты дома! Пицца остыла.

Он взял сумку с рукописью.

— Сойдет и холодная. — Даже после плотного ленча с сослуживицами есть хотелось ужасно. — Сидение за столом разжигает аппетит.

Флейшман накрыл маленький столик в «уголке развлечений». Речь шла о десяти квадратных футах, на которых нам удалось разместить круглый стол, диван, тридцатипятидюймовый плазменный телевизор, книжный шкаф и микроволновку (на кухне места для нее не было). Он даже положил на стол льняные салфетки и зажег свечу. В тот момент мне хватило бы коробки с пиццей на коленях и капельницы, подсоединенной к бутылке вина, но я оценила старания превратить вечер моего первого рабочего дня в праздник.

Хотя я и не могла понять, с какой стати мой друг решил, что это праздник. Как будто сам ни дня не работал.

— Присядь. — Он подвел меня к стулу и чуть ли не насильно усадил. — У меня для тебя сюрприз.

— Ох… — Я думала, что сюрприз — это пицца при свечах.

Однако Флейшман относился к тем людям, которые не разменивались на мелочи. Если уж пообещал большой сюрприз, то слова не расходились с делом. Когда он направился к стенному шкафу Уэнди, я поневоле задалась вопросом, что же он там спрятал. Одеждой-то он меня уже обеспечил, мне не хватало лишь уверенности в себе да навыков редактирования.

Вернулся Флейшман с большой картонной коробкой, которую осторожно поставил на пол. Простой коричневой коробкой, перевязанной белой лентой с бантом. Я так устала, что не могла сосредоточить взгляд на коробке, будто она пребывала в постоянном движении.

— Открой, — предложил Флейшман.

Я подозрительно глянула на него:

— Что там?

— Открой. — Я колебалась, и тогда он развязал бант.

После этого открывать коробку мне не пришлось. Она открылась сама.