Раненых отправили в Валки. У Хведира оказалось проколото плечо, страхолюду пуля пробила бок. Бабка Руткая остановила кровь, заметив: "Что чорт, что бурсак - выдюжат!" Осмелевшие мужики в дюжину глоток вызывались помочь, но Ярина решила взять с собой только Гриня. Во-первых, не побоится - за братом едет. А, во-вторых, спокойнее, дабы посполитые сдуру вновь за камни не взялись.

    -  Ну-ка расскажи еще раз! - велела панна сотникова.

    -  Ну… - Гринь вздохнул. - Появились, стало быть, они, и спрашивают: чего, мол, тут происходит? Потом ко мне: жив братик? Я и смекнул - нечисто дело. Главного, в доспехе который, Рио зовут; того, что пана бурсака подранил - Хвостик; а ведьму эту клятую (парень не выдержал, сплюнул) и вовсе - Сало!

    Девушка невольно усмехнулась. Хороши имена! Немцы? Вряд ли!

    -  А молодой - он вроде как лекарь, Крамольником кличут. Мы как в хату пришли, он вместе с этой ведьмой братика смотреть стал. Мол, не захворал ли. А как цацку золотую увидели, обрадовались, и к этому старшому - Рио. Тот тоже обрадовался…

    Село приближалось. Возле крайней хаты мелькнула темная фигура. Девушка нахмурилась и невольно коснулась сумы, где ждали своего часа пистоли.

    -  Я так понял, панна Ярина - ждали они кого-то. Вроде как проводника.

    Ярина кивнула - что-то подобное говорил и пан Рио…

    -  Стой! А ну, стой!

    Из-за ближайшего плетня выбежали четверо, загородили путь.

    -  Кто такие?

    Пугаться или пистоли доставать было ни к чему. Это оказались свои - местные черкасы-подсоседки, поднятые среди ночи по тревоге.

    Объяснились быстро. Ярина не ошиблась: сторожа видела беглецов. Не только видела, но и задержать пыталась. Да не смогла: верховых коней у местных посполитых не оказалось, и всадники ушли дальше на юг - к Минковке.

    С шага перешли на рысь. Минковка была рядом, за горбом. А там уж беглецам деваться некуда. В селе - тоже сторожа, но уже не из подсоседков, а из настоящих черкасов. Эти не пропустят.

    -  Как думаешь, Гринь, зачем им твой брат?

    Парень насупился, отвернулся:

    -  Так… Оно и говорить нехорошо, панна сотникова. Батька его - исчезник, чортяка. А эти - оттуда же, видать. Родичи!

    Ярина еле сдержала усмешку. Как это бедняга-Хведир назвал? Фольклор? Вот уж точно, фольлор! Но пергамент с золотой печатью заставлял задуматься. И вправду - приходит в Гонтов Яр чуж-чуженин, явно издалека, женку заводит, сын рождается. Потом этот чужак куда-то исчезает, а затем… Затем за сыном приезжают - тоже издалека! Приезжают, на амулет смотрят, что батька оставил… Интересно, в каких это краях на подорожные золотые печати вешают?

    -  Слышь, Гринь, а батька братика твоего куда девался?

    Отвечать чумаку явно не хотелось. Он вздохнул, скривился:

    -  Мы с ним… Подрались мы. Очнулся - нет его. Да только потом он вроде как приходил - цацку золотую братику оставил.

    Девушка согласно кивнула - сходится. Не иначе, прятался чужак. Забрался подале, да только и здесь нашли. Вот и ушел, а сына оставил. Думал, наверное, что младень в безопасности будет. А не вышло!

    -  Родитель этот… Батька который. По-нашему говорил? Православный?

    -  Да где там православный! - вновь скривился Гринь. - Чортяка и был, хоть бы раз на образ перекрестился! А говорил по-нашему, да как-то странно. Вроде пана Рио.