Изменить размер шрифта - +
В добрых старых эспадрильях было бы куда удобнее! Но все-таки Морозини снова тронулся в путь – по темной улице, на углу которой на мгновение замедлила шаг дама в красном. Она опять сделала тот же манящий жест и улыбнулась, и эта улыбка заставила венецианца забыть о боли в ногах. О, эта женщина была дьявольски кокетлива, но при этом так красива, что противиться ей было совершенно невозможно!

Узкий проулок вывел их в незнакомый квартал, где ночь казалась еще темнее. Дома здесь были совсем старыми и не столь нарядными. Их серые облупившиеся стены источали какое-то кислое зловоние, и этот запах нищеты смешивался с ароматом цветущих апельсиновых деревьев, заполнившим всю Севилью. Но Морозини даже не успел задать себе вопрос, что привело женщину в бальном платье в подобное место, как она уже скрылась в окруженном одичавшим садом ветхом, грозившем вот-вот рухнуть здании, в котором тем не менее ощущались следы былой роскоши. Дом стоял на углу маленькой площади, облагороженной старинной часовней.

Решив довести приключение до конца, Морозини вознамерился легко одолеть потрескавшуюся створку, но дверца в стене сопротивлялась, никак не желая открываться. Он нажал было плечом, но тут позади него раздался голос:

– Не делайте этого, сеньор! Если только вы не ищете несчастий себе на голову...

Резко обернувшись, – он не слышал до этого ничьих шагов, – Альдо в волнении приподнял брови и уставился на словно возникшего из небытия и теперь стоявшего перед ним странного человека. Своим костлявым лицом, удлиненной бородкой, гладко выбритым черепом, резко очерченными скулами и красными отрепьями, в прорехи которых выглядывало чистое на вид белье, тот поразительно напоминал водоноса с картины Веласкеса. Но его остроконечные уши, горящий взгляд из-под тяжелых век, сардоническая складка узкогубого рта вызывали в памяти черты какого-то беса, способного сыграть с вами дурную шутку. Однако все это не произвело на Альдо никакого впечатления.

– Почему же вдруг со мной должно случиться несчастье?

– Потому что сегодня – ночь 15 мая, праздник Святого Исидора, епископа Севильи, великого ученого, а еще... именно в эту ночь она умерла...

– Умерла? Вы хотите сказать, что эта молодая женщина, такая красивая, на самом деле не живая?

– В каком-то смысле живая, особенно в эту ночь, единственную в году, когда она может выйти из своего дома и отправиться на поиски того, кто снимет с нее проклятие. Но если ей удается затащить к себе кого-нибудь, то несчастный не возвращается или теряет рассудок, потому что никто не хочет ей помочь и она сердится. К счастью, не всякий может ее увидеть. Для этого нужна... особая восприимчивость.

– Откуда вы это знаете?

– Знаю, потому что однажды ночью, десять лет назад, провожал сюда последнего беднягу, которого она успешно завлекла в свое логово. То, что я видел и слышал тогда, повергло меня в ужас и – поверьте мне, сеньор! – я не робкого десятка, но позорно бежал! И, думаю, как раз вовремя. С тех пор я и слежу...

– И что же, вы проводите целую ночь возле этого дома?

– Да. Я живу неподалеку. Днем я прошу милостыню у церкви, но пока светит солнце, бояться нечего, и мне случалось несколько раз бывать в этом заброшенном саду. Калитка вообще-то едва держится...

– Если здесь совершаются такие ужасы, почему же дом до сих пор не снесли или не сожгли?

– Все боятся связываться со злым роком. Приближаться к дому, где обитает призрак, опасно. Но разрешите и мне задать вам один вопрос, сеньор!

– Отчего бы и нет? – вздохнул Морозини. Ему нравились манеры этого нищего, гордостью и благородством напоминавшего настоящего идальго.

– Где вы встретили Каталину?

– Ее так зовут?

– Да.

Быстрый переход