Не обязательно находящихся на лечении… — Он продолжал растекаться, а я вдруг уловил, в чем отличие его подхода. Мы были едва знакомы, а этот человек разговаривал со мной как со взрослым…
— Есть ведь много людей, Питер, живущих в ужасных бытовых условиях, и им никогда не раскрыть свои способности. Впрочем, ты ведь и сам из неблагополучной семьи, верно? Мы стараемся найти таких ребят и помочь им. Внушить им веру в себя и обеспечить будущее…
— Что вы от меня хотите?
— Питер, в нашей клинике имеется специальная аппаратура. Мы очень внимательно изучили пленки с твоими… выступлениями и обнаружили экстремально высокий уровень воздействия на настроение окружающих. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Нет. — Я действительно не вполне понимал, но хотелось мне в тот момент только одного: чтобы он поскорее оставил меня в покое. Поверх фланелевой пижамы меня почти до горла укутывало шерстяное одеяло. Я напоминал застрявшую в коконе бабочку, улитку, переросшую размеры раковины. Собеседник не оставил меня в покое. Вместо этого Винченто передвинулся в тень и уселся поудобнее.
По размокшим вафельным крошкам вышагивал одинокий, колючий грач. Из морщинистых луж, как потрепанные вулканы, торчали сугробы. В сотне метров две мумии из общей хирургии осваивали титановые протезы. Если бы мой новый знакомый очень захотел, то смог бы, наверное, похитить меня. Просто выкатил бы через задние ворота…
— Хорошо, Питер, я тебе объясню. — Винченто был терпелив, как спустившийся ангел. — Я много лет исследую нервные заболевания подросткового и детского периода. Ты ведь неплохо разбираешься в медицине?
Я предпочел промолчать.
— Есть много причин неврозов, — мягко продолжал американец. — Одни возникают вследствие болезни, другим способствуют внешние факторы.
Скажем, плохая неуспеваемость, раздоры в семье, недостаток тепла со стороны старших родственников. Многообразие подобных заболеваний отражает неисчерпаемое богатство нашей психики, поэтому сложно говорить о конечной статистике. Сколько будут жить люди, столько врачи будут изучать нервные проблемы детей. Но иногда возникают обстоятельства, когда внешний фактор невозможно установить. Человек плачет — и не может объяснить, что произошло. Или отказывается кушать, замыкается в себе, хотя нет никаких видимых посылок. Нет разочарований в любви, достаток в семье, непьющие, любящие родители…
— А при чем тут я? Вы считаете меня сумасшедшим?
— Ни в коем случае. Ты же видишь, я перед тобой ничего не скрываю, потому что ты слишком умен и раскусишь любую хитрость. Мы посмотрели видеозаписи, прогнали компьютерную модель. Затем наш коллега, с разрешения руководства этого института, изучил поведение больных, регулярно приходивших слушать сказки.
Ты не безумец, Питер, но некоторые пациенты после общения с тобой приходили в сильное волнение, а младшие детишки проявляли все признаки нервного расстройства…
Он выждал, давая мне время прийти в себя.
— Это ерунда! — не очень решительно заявил я. — Если кому-то стало плохо, то почему же доктора не заметили? Такого не может быть. Я не придумывал никаких ужастиков!..
— Может, Питер, еще как может, — укоризненно выпятил губу Винченто. — А ваши доктора ничего и не заметят, поскольку почти все твои соседи и без того достаточно больные люди. Извини, не принимай это на свой счет! Заметить можно, если точно представлять, что именно ожидается. После того как был получен первый видеоматериал, мы направили специалиста для выборочного контроля за ребятами, которых застали возле тебя. Ты помнишь, в корпусе апробировали новое томографическое оборудование? Я с большой радостью могу сообщить тебе, Питер, что наши предположения подтвердились. |