Джентльмен — это был мистер Беллингам, — не обращая внимания на слова хозяйки, велел вынуть поклажу и расплатился с кучером. Потом, повернувшись лицом к свету, сказал трактирщице, которая уже начала говорить на повышенных тонах.

— Дженни, неужели вы настолько изменились, что прогоните старого друга в такой вечер? Если я не ошибаюсь, до Пентрвелса отсюда по крайней мере двадцать миль самой отвратительной горной дороги?

— Простите, сэр, я вас не узнала. Мистер Беллингам, если я не ошибаюсь? Но на самом деле, сэр, до Пентрвелса отсюда даже меньше восемнадцати миль. Это мы только берем с пассажиров за восемнадцать, а на самом деле и семнадцати не будет. А у нас все полно, мне, право, очень жаль.

— Ладно, Дженни, но вы ведь не откажетесь услужить старому другу? Спровадьте кого-нибудь из ваших постояльцев хотя бы в тот дом, что стоит напротив.

— Действительно, сэр, он не занят. А не лучше ли вам самим там устроиться? Я приготовлю вам там самые лучшие комнаты и пришлю даже кое-какую мебель, если мебель, которая стоит там, окажется вам не по вкусу.

— Нет, Дженни! Я останусь здесь. Вы, конечно, не доведете меня до такой крайности. Ведь я знаю, какая там грязь, в тех комнатах. Убедите перебраться туда кого-нибудь другого, а не такого старого друга, как я. Скажите, пожалуй, что я заранее написал вам и просил приберечь мне номер. О, я знаю, вы все устроите, вы ведь добрая душа!

— Хорошо, сэр, я постараюсь. Потрудитесь пока провести вашу даму в гостиную вон того номера. Там теперь никого нет: леди лежит в постели из-за холода, а джентльмен играет в вист в третьем номере. Я посмотрю, нельзя ли как-нибудь устроить дело.

— Благодарю, благодарю. Затоплен ли там камин? Если нет, так велите сейчас же затопить. Пойдем, Руфь!

Он провел ее в гостиную со сводчатыми окнами, выглядевшую в этот день мрачно и уныло. Но я видела эту большую комнату прежде, когда в ней все кипело молодостью и надеждами, в то время, когда солнце, облив пурпурным светом склон горы и скользнув по зеленым полям, освещало своими лучами маленький садик под окнами, наполненный розами и лавандой. Видела, но не увижу больше.

— Я не знала, что вы бывали здесь прежде, — сказала Руфь, когда мистер Беллингам помогал ей снять пальто.

— Да, года три тому назад я был здесь с товарищами. Мы провели больше двух месяцев в гостях у доброй Дженни, пока наконец нестерпимая грязь не прогнала нас отсюда. Но неделю или две прожить здесь можно.

— Но может ли она нас поместить, сэр? Она ведь сказала, что у нее все номера заняты.

— Ну и что? Я хорошо ей заплачу, а она извинится перед каким-нибудь бедолагой и выпроводит его в дом напротив. Это ненадолго: нам ведь нужен приют только дня на два.

— А почему мы не можем пожить в том доме сами?

— Чтобы нам носили кушанья через дорогу полуостывшими? Да еще и некого будет бранить за плохое приготовление! Ты не знаешь этих уэльских деревенских гостиниц, Руфь.

— Нет, но мне кажется, это не совсем честно… — начала Руфь тихо, но недокончила, потому что ее собеседник подошел к окну и принялся свистеть, глядя на дождь.

Воспоминание о том, как щедро платил мистер Беллингам, когда был здесь прежде, побудило миссис Морган наплести кучу лжи джентльмену и леди, предполагавшим прожить здесь до субботы. Они остались очень недовольны и пригрозили завтра же съехать, но хозяйка решила, что, даже если они исполнят свою угрозу, она не будет в большом убытке.