— О нет! Я живу совершенно в другом месте — в шумном городе, где иногда плохо верится, что

У меня каждый год выдается небольшой отпуск, и я обычно провожу его в Уэльсе, часто в этих самых местах.

— Это неудивительно, — отвечала Руфь, — здесь такая великолепная местность.

— Действительно. К тому же один старый трактирщик в Конвее привил мне любовь к здешнему народу, его истории и традициям. Я уже настолько владею языком, что понимаю многие легенды. Некоторые из них наводят ужас, но другие отличаются поэтичностью и богатством фантазии.

Руфь была так робка, что не решалась поддержать разговор каким-нибудь замечанием, хотя кроткие, тихие манеры джентльмена были необыкновенно привлекательны.

— Да вот, например, — сказал он, дотронувшись до длинного стебля наперстянки, покрытого бутонами, из которых два уже распустились. — Осмелюсь предположить, что вы не знаете, отчего эта наперсточная травка так грациозно качается и кланяется во все стороны. Вы думаете, ее качает ветер, не правда ли?

Он посмотрел на Руфь с серьезной улыбкой, которая не оживила его задумчивых глаз, но придала невыразимую прелесть лицу.

— Да, я думала, ветер. А что же еще? — наивно спросила Руфь.

— О, валлийцы скажут вам, что это священный цветок фей и он имеет дар узнавать всех бесплотных духов, которые проносятся мимо него, а он с уважением склоняется перед ними. Валлийское название этого цветка — манег эллиллин — «перчатки хороших людей». Отсюда, я полагаю, происходит и наше английское название: «лисья перчатка» по созвучию с «перчатка людей».

— Какая славная легенда, — сказала Руфь с интересом.

Ей хотелось, чтобы новый знакомый говорил дальше, не дожидаясь ее ответов. Но они уже подошли к деревянному мостику. Спутник перевел Руфь на другую сторону и, раскланявшись, пошел своей дорогой, прежде чем она успела поблагодарить его за внимательность.

Итак, с ней произошло приключение, о котором можно было рассказать мистеру Беллингаму. Рассказ Руфи развлек его и занял до самого обеда. Пообедав, мистер Беллингам отправился прогуляться с сигарой в зубах.

— Руфь, — сказал он, возвратясь, — я видел твоего горбуна. Он выглядит, как Рике с хохолком из сказки Перро. И он вовсе не джентльмен. Если бы не горб, я бы и не узнал его по твоему описанию, ведь ты назвала его джентльменом.

— Но почему же он не кажется вам джентльменом, сэр? — спросила Руфь с удивлением.

— О нет, у него такая поношенная одежда, и живет-то он, как мне сказал лакей, над этой отвратительной свечной и сырной лавочкой, от которой разит на двадцать шагов. Какой же джентльмен вынес бы такую вонь? Нет, это какой-нибудь путешественник, или художник, или что-нибудь в этом роде.

— Вы видели его в лицо, сэр? — спросила Руфь.

— Нет, но по спине человека и всему его tout ensemble можно определить его положение в свете.

— У него очень странное лицо и такое красивое! — заметила Руфь.

Но эта тема уже прискучила мистеру Беллингаму, и он не поддержал разговора.

ГЛАВА VI

Над Руфью сгущаются тучи

На следующий день погода стояла восхитительная, то было истинное венчание неба с землей. Все постояльцы покинули гостиницу, чтобы насладиться свежей красотой природы. Руфь и не знала, что каждый раз, отправляясь на прогулку и возвращаясь обратно, она привлекала к себе общее внимание. Она никогда не глядела в сторону окон и дверей, у которых стояли зеваки, рассматривая ее и делая замечания насчет ее положения и внешности.

— Очень миленькая, — сказал один джентльмен, вставая из-за завтрака, чтобы поглядеть на Руфь в ту минуту, когда она возвращалась с утренней прогулки.