За два часа ожидания меня пробрало до костей. А внутри еще с ночи сидел мандраж от ледяной балтийской воды. Нет, не нравится мне подводное плаванье. Особенно в гидрокостюмах без электроподогрева. И потому я даже обрадовался, когда генерал‑лейтенант Кейт круто развернулся и двинулся к выходу из гостиной, окаменев плечами, как человек, ожидающий окрика «Стой, сука!» и клацанья винтовочного затвора. Пусть идет, хоть можно будет залезть в «линкольн», включить на полную мощность печку и отогреться.
Мои надежды не сбылись. Генерал недовольно оглянулся на нас, как бы говоря: «В чем дело, почему не стреляете? Ждете особого приглашения?» Потом брезгливо сдернул с кресла пыльный холщовый чехол, бросил его на соседнее кресло, уселся, закинул ногу на ногу и сказал:
– Слушаю вас, генерал Голубков.
А мне сказал:
– Откройте дымоход. Кто вас учил разжигать камины?
– Никто, – огрызнулся я. – У меня дома их разжигал дворецкий.
Рита засмеялась, дернула сбоку камина какую‑то ручку, дым потянуло вверх, и эти долбанные поленца сразу весело запылали.
– Разговаривайте, господа, не буду мешать, – сказала она и вышла.
– Начни, – кивнул мне Голубков и представил меня генералу: – Сергей Пастухов.
Я вытащил из кармана плаща аудиокассету «Сони» и видеокассету «Бетакам», которые Док среди всего прочего изъял минувшей ночью из сейфа Янсена, и показал их Кейту.
– На этих кассетах…
– Я знаю, что на этих рассетах, – прервал он. – Меня уже пытались шантажировать этими записями. Генерал Голубков, я был более высокого мнения о спецслужбе президента России. До чего же вы, гэбисты, все одинаковые! Я начинаю думать, что гэбист – это не профессия. Это национальность. Если это все, что у вас есть…
Я швырнул кассеты в камин и с досадой сказал:
– Господин генерал, я всего лишь хотел объяснить, что на этих кассетах. Вас это не колышет. Так бы и сказали. А вы сразу начинаете обобщать.
Он посмотрел, как веселый огонь облизывает пластмассу кассет, и перевел на меня недоумевающий взгляд.
– Что означает ваш жест, господин Пастухов?
– Какой же это жест? Это действие, а не жест. Оно означает, что мы извиняемся перед вами за инцидент на съемочной площадке фильма «Битва на Векше». Я приношу вам извинения от имени моего друга артиста Злотникова. Он погорячился. Он сожалеет. Если хотите, он извинится лично.
– У меня нет желания выслушивать извинения вашего друга, – отрезал Кейт. Потом немного помолчал и добавил: – Я тоже сожалению о своей несдержанности. И хватит об этом. Откуда у вас эти кассеты? Впрочем, вряд ли вы скажете.
– Почему? Скажу, – ответил я. – Доктор Гамберг взял их вчера вечером из сейфа господина Янсена. Вместе с другими документами. Гораздо более важными, чем эти кассеты.
– Эти документы и заставили нас искать встречи с вами, – вмешался в наш диалог генерал Голубков. – Нам известны, генерал, планы национал‑патриотов. Запись вашего ночного совещания с господином Янсеном и господином Вайно мы получили по каналам ФСБ. Вы знаете, о каком совещании я говорю.
– Не знаю и не хочу знать! Я провожу по десять совещаний в месяц. ФСБ нагло лезет в наши дела! Ваши слова – подтверждение этому!
– У нас и раньше были сомнения в том, что главной и единственной целью замысла является немедленное вступление Эстонии в НАТО, – продолжал Голубков, как бы и не услышав раздраженную реплику Кейта. – Я уверен, генерал, что вы были посвящены в планы лишь частично. В ту часть, которая выглядит благопристойно и может найти отклик у патриотически настроенной части населения. |