Снимок произвел на Кейта сильное впечатление. И мне это понравилось. Поэтому я посчитал необходимым объяснить ему наши поступки. Чтобы у него не осталось превратного представления о нас.

– У нас были некоторые сомнения в том, как поступить с господином Янсеном, – приступил я к объяснениям. – Вы верующий?

– Да, я лютеранин. Почему вы об этом спрашиваете?

– Вам проще. Вы верите в высшее возмездие. Мы тоже верим. Но не очень. Мы не до концы убеждены в существовании ада. В рай‑то мы верим, без рая на том свете нельзя. А вот в ад как‑то не очень верится. Иногда возникает такое ощущение, что ад располагается не на том свете, а на этом. Да и в самом деле. Зачем тратить небесное пространство на ад, когда люди прекрасно научились устраивать его на земле? Согласитесь, господин генерал, в этом рассуждении есть резон.

По реакции генерала я не понял, согласен он со мной или не согласен. И потому пояснил:

– По глубокому моему убеждению, господин Янсен непременно должен был попасть в ад. Он это заслужил. Я надеюсь, господин генерал, в этом‑то вы со мной согласны?

В этом он был со мной согласен.

– Возможно, наши представления об аде несколько упрощенные, – продолжил я свою мысль. – Я, например, считаю, что таких грешников, как господин Янсен, там варят в смоле. Мой друг Семен Злотников убежден, что в сере. А мой друг Олег Мухин придерживается той точки зрения, что их варят в кипящем говне. Ничего такого у нас под рукой не было. Поэтому пришлось ограничиться простым кипятком.

– Кто вы такой, господин Пастухов? – спросил Кейт. – Кто вы такие – вы и ваши друзья?

– Мы? Мы псы Господни, господин генерал. Во всяком случае, мне очень хочется в это верить. Мы ответим за свои дела. Но за то, что вы делаете в Эстонии, будете отвечать вы.

– Почему он так со мной разговаривает? – обратился Кейт к Голубкову.

– Не обращайте внимания. Он перенервничал. Когда он увидел, что сделали с его другом, который сидел в подвале, он сильно перенервничал. И я его понимаю.

– Что сделали с его другом?

– Его пытали. Добивались признания, что он выполняет задание российских спецслужб. Только не спрашивайте, генерал Кейт, как его пытали. Не нужно об этом спрашивать.

– Я этого не знал. Даю слово офицера. Я ничего об этом не знал!

– Теперь я в этом не сомневаюсь, – заверил Голубков. – Мне осталось сообщить вам немногое. Но, может быть, для вас это самое важное. И для нас тоже. Известно ли вам, генерал, что учения российских вооруженных сил «Запад‑99», запланированные на июль, перенесены на середину марта?

– Нет, этого я не знал. Они действительно перенесены?

– Да. И в штаб‑квартире НАТО в Брюсселе об этом уже знают. Благодаря странной утечке информации из нашего Генштаба. И последнее. Знаете ли вы, что в программу учений введен новый элемент: нанесение условного ракетно‑ядерного удара?

– Этого я тоже не знал.

– Теперь знаете. Вы понимаете, что это значит?

Генерал Кейт не ответил. Но вроде бы понимал. Мне казалось, что понимает. Но Голубков хотел быть уверен, что это понимание полное.

– Это знак, – пояснил он. – Знак Москвы Брюсселю: не лезьте в наши дела, а мы не будем лезть в ваши. Мы не мешаем вам в Косово, вы не мешаете нам в Прибалтике. А если попытаетесь помешать… Чем отличается условный ракетно‑ядерный удар от безусловного? Немногим.

Голубков наклонился к камину и поднес к огню руки.