– Явятся, конечно, не все. Из политических соображений. Но будут все активисты Союза борцов за свободу Эстонии, Национально‑патриотического союза, ветераны. Всего разослано около двухсот персональных приглашений.
– Кто будет руководить церемонией?
– Это доверено мне.
– Поднимайтесь, – разрешил Голубков. – Смотрите. Добро пожаловать в ад.
В гробу не было никаких конских костей. Камней и земли тоже не было. Зато там было нечто такое, отчего я офонарел не меньше, чем генерал Голубков.
В гробу на белоснежной атласной обивке покоилась зеленая металлическая коробка размером с танковый аккумулятор. Рядом с ней лежала металлическая крышка, которую Голубков успел снять. На верхней панели был дисплей с застывшими цифрами «0:20».
Это было изделие «ФЗУД‑8‑ВР»: фугасный заряд усиленного действия, эквивалентный восьми килограммам тротила, с радиоуправляемым взрывателем.
Цифры «0:20» на дисплее означали, что после подачи радиосигнала взрыв произойдет через двадцать минут – в тот самый, скорее всего, момент, когда прогремит оружейный салют над могилой национального героя Эстонии командира 20‑й Эстонской дивизии СС, кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, штандартенфюрера СС Альфонса Ребане.
Глава тринадцатая
«– Здравствуй, Роза. У тебя странный вид. Что‑то случилось?
– Здравствуйте, отец.
– Отец. Я всегда хотел, чтобы ты называла меня отцом. Вот и назвала.
– Здравствуйте, отец. Здравствуйте, Альфонс Ребане.
– Какая красивая у тебя роза. Мальчишкой я помогал отцу. Он любил возиться с цветами. Сейчас много новых сортов. Их я не знаю. А этот знаю. Это старый сорт. Он называется „Глория Дей“. Я привык, что цветы тебе дарю я. Откуда у тебя эта роза?
– Мне ее подарил молодой человек. Один из тех странных молодых людей, которые увезли меня в Марьямаа. Они спасли мне жизнь. Я звонила вам из мотеля. По телефону я не могла ничего толком рассказать. Сейчас тоже не могу. Потому что так ничего и не знаю.
– Почему ты назвала этих молодых людей странными?
– Они живут в пятом времени года. Пятое время года – это война. Я думаю, что вы тоже прожили всю свою жизнь в пятом времени года, Альфонс Ребане.
– Нет, Роза. Я не Альфонс Ребане. И ты это знаешь.
– Я уже ничего не знаю. Вот ваш снимок. Вот надпись на нем: „Альфонс Ребане, девятое мая сорок пятого года, Мюрвик‑Фленсбург“. Вы стали старше на пятьдесят четыре года. Но это вы.
– Можно взглянуть? Какой красавец! Даже не верится, что это я. Но это я. Да, Роза, я. Шесть лет я жил под именем твоего отца. Но мое имя – Альгирис Паальман. Это мое настоящее имя. Я назвался своим настоящим именем при нашей первой встрече, когда у меня случайно оказался лишний билет на органный концерт Гарри Гродберга. Я не имел права этого делать. Но мне почему‑то показалось очень важным назваться своим настоящим именем. Когда я переехал в Эстонию, я вернул себе свое имя. Человек должен умирать под тем же именем, которое получил при рождении. Иначе надпись на его могильном камне превратится в кроссворд.
– Сейчас я уже не верю, что лишний билет на концерт Гарри Гродберга оказался у вас случайно.
– Ты права. Не случайно. Я хотел с тобой познакомиться.
– Мне было девятнадцать лет. Чем девятнадцатилетняя студентка могла привлечь внимание советской госбезопасности?
– Ничем. Советскую госбезопасность ты не интересовала. Ты интересовала меня. Давай войдем в собор. Там сейчас никого нет. Там и поговорим. А потом я поиграю для тебя.
– Нам не стоит заходить в собор, Альгирис. |