|
Вместе с ними подъехал и я. Под шумок мы извлекли фугас из гроба и перегрузили его в багажник «мазератти». До начала торжественной церемонии оставалось слишком мало времени, поэтому там его и оставили, блокировав лежащим в спортивной сумке с надписью «Puma» широкополосным подавителем радиосигналов. Тачку отогнали на стоянку к гостинице, а потом посадили в нее Томаса, чтобы он проехал на ней в траурном кортеже. Если заинтересованные лица заметили подозрительную возню в ритуальном зале и связали ее с появлением во дворе госпиталя «мазератти», то это должно было их успокоить.
Между тем церемония продолжалась. Гроб пронесли по центральной аллее Метсакальмисту и установили возле свежей могилы среди десятков венков. Начались речи. Говорили по‑эстонски. Какой‑то профессорского вида старик с Железным Рыцарским крестом говорил по‑немецки. Потом снова зазвучал эстонский. Конец церемонии близился, но никому не звонили по мобильнику, никто не проявлял признаков беспокойства. Я нашел взглядом Артиста и Муху, стоявших в разных концах толпы. Они пожали плечами – тоже ничего не заметили. Я начал склоняться к мысли, что мистера Икс на кладбище нет, но тут Томас обернулся ко мне и сказал: – Гроб не тот. – Что значит не тот? – удивился я. – Не тот, – повторил он. – Я сам его выбирал, я помню. На том узор на крышке был не такой. Приятней. Поэтому я тот и выбрал. А этот не выбрал. К выбору гроба для своего названного деда Томас, действительно, отнесся с большой ответственностью. Из десятка этих произведений столярного искусства, выставленных в демонстрационном зале похоронного бюро на Кладбищенской улице в Аугсбурге, он сначала отобрал два со сплошными крышками, придирчиво сравнивал, щупал обивку, проверял на мягкость. Потом перешел к узорам, которые оставили на вишневом дереве какие‑то жуки‑древоточцы. Гробы из дерева с таким узором считались высшим классом. И лишь после долгих колебаний сделал выбор. Можно было, конечно, допустить, что сейчас Томас ошибся, но глаз у него, как мы не раз отмечали, был хороший, и я сразу ему поверил. Но на всякий случай спросил: – Уверен? – Серж, обижаешь! – сказал Томас. Я рассеянно прислушивался к речам, а сам лихорадочно соображал, каким маршрутом микроавтобус с гробом шел из Аугсбурга в Эстонию. Через Валгу, это я знал. Значит, через Латвию. А до Латвии? Через Белоруссию? А не случалось ли ему завернуть в Россию? Выражение напряженной задумчивости на моем лице Томас принял за недоверие и хотел привести новые доказательства того, что это не тот гроб, но в этот момент Рита тронула его за рукав и что‑то сказала по‑эстонски. Он закивал: – Да, конечно. Я побуду, идите. – А мне объяснил: – У папы деловая встреча. – У какого папы? – не понял я. – Как это у какого? У господина Вайно! Я выскользнул из первого ряда и оказался за спиной Вайно. Он выбирался из толпы деликатно, задом, чтобы не отвлекать почетных гостей от церемонии. Артист и Муха заметили мое движение и начали перемещаться ко мне. Вайно почувствовал помеху и оглянулся. – Извините, мне срочно нужно уйти, – негромко произнес он и кивнул Рите. – Не отставай. – Господин Вайно, это неприлично, – возразил я. – К сожалению, дела. – До салюта осталось не больше двадцати минут, – напомнил я. – Вы не можете уйти. Это неуважение к памяти национального героя. – Давай подождем, – поддержала меня Рита. Он что‑то резко, сквозь зубы, бросил ей по‑эстонски, что‑то вроде русского «дура», и попытался отодвинуть меня плечом. Возможно, у него бы это получилось, но рядом со мной уже были Артист и Муха. |
