Серж! По‑моему, он его грызет!
* * *
Пленка кончилась. Диктофон выключился. Томас выковырял из уха наушничек, как клеща, и отбросил его. С омерзением. Как клеща. Неровно, со сбоями, колотилось сердце.
На улице было уже темно. Настольная лампа освещала письменный стол. На экране ноутбука застыл текст. Черточка курсора стояла в конце последней фразы. Как граница между прошлым и настоящим. Слабенькая преграда. Ненадежная. Прошлое было огромным, как переполненное зимними дождями водохранилище. Оно напирало. Черточка курсора не могла удержать напора. Тысячи тонн тяжелой мутной воды. Тысячи тонн крови.
Ну и дела. Вот это он влип. Роза Марковна предупреждала: «Вы влипли в историю, от которой тянет смрадом могильного склепа». Ничего себе склепа. Если бы склепа. А печами Освенцима не хо‑хо? А всей этой пещерной доисторической жутью с десятками тысяч голых тел во рвах?
Зазвонил телефон. Он звонил уже несколько раз. Секретарь посольства России жаждал видеть господина Пастухова. Томас не стал брать трубку. Телефон умолк, зазвонил снова. Томас понял, что проще ответить, что господин Пастухов еще не вернулся, чем слушать эти назойливые звонки. Он взял трубку. Но звонил не секретарь российского посольства. Звонил дежурный портье. Он сказал, что знает, что господин Ребане в номере, но на звонки в дверь почему‑то не отвечает. Не случилось ли чего‑нибудь с уважаемым господином Ребане? Не нужна ли ему помощь или любая услуга, широкий выбор которых предоставляет своим гостям отель «Виру»? К господину Ребане пришли, не будет ли он любезен открыть входную дверь?
Томас прислушался. Издалека, через пространство гостиной, донесся дверной звонок. Томас открыл. Перед дверью стояла Рита Лоо. В свете настенных бра насмешливо, с каким‑то вызовом, зеленели ее глаза на белом лице, точеном лице музы истории Клио. Волосы волной спелой ржи стекали на черную лайку пальто. Длинный красный шарф свисал до пола.
Позади ее стоял мальчишка‑посыльный в фирменном сюртучке гостиницы «Виру», обеими руками держал ее чемодан с бирками швейцарской авиакомпании «Swisair», с которым она появилась в апартаментах Томаса неделю назад.
– Рита Лоо, – сказал Томас. – Рита Лоо! Если бы ты знала, как я рад тебя видеть! А я почему‑то думал, что ты пропала. Куда ты делась?
Она царственным жестом велела посыльному внести чемодан и таким же жестом бросила ему смятую купюру. И лишь после того, как посыльный исчез, вошла в холл и ответила – почему‑то насмешливо, с вызовом:
– Куда же я от тебя денусь, Томас Ребане? Я от тебя никуда не денусь. Мы с тобой будем замечательной эстонской семьей. И все будут завидовать нам и говорить: ах, какая замечательная эстонская семья! У нас будут замечательные эстонские дети. И все будут говорить: ах, какие замечательные эстонские дети! Я устала, Томас Ребане. Господи, как я устала. Я устала, как сука после собачьей свадьбы!
– Не говори ничего, – поспешно перебил ее Томас. – Не нужно. Все в порядке, ты дома. Заходи, раздевайся. А я сейчас. Мне нужно закончить работу. Я сейчас вернусь, я быстро.
Он прошел в кабинет и опустился в кресло. Почему‑то по‑прежнему неровно, со сбоями, колотилось сердце. Что‑то происходило. Что‑то странное, страшное. Да, страшное. Он не понимал что. И от этого было еще страшней.
Томас постарался успокоиться. А что, собственно, случилось? Ну, поддала его пресс‑секретарь Рита Лоо. Крепко. Даже очень крепко. До некоторого остекленения. Ну и что? Дело житейское. Ну, скакали вокруг нее кобели. Почему нет? Красивая женщина для того и существует, чтобы вокруг нее скакали и грызлись кобели. Примет душ, выспится и снова будет все хорошо.
Экран ноутбука продолжал светиться. По нему плавали какие‑то цветные геометрические фигуры. |