— С ним?

Жослин с трудом сдерживал себя.

— Ты серьезно?

Рафаэль смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.

— Знаешь, Жослин, — сказала наконец девушка, — Руис дал мне то, что ни ты, ни кто-либо другой не давали мне прежде, — свободу… Да, свободу! Даже если его больше не будет со мной, я хочу сохранить эту свободу. Он также научил меня быть искренней. Мы с тобой никогда не были такими. Ты делал то, что тебе было выгодно. Я делала вид, что люблю тебя. Но это было раньше. Теперь меня это не волнует… Гораздо менее унизительно зависеть от безумца, чем от мудрого. За две недели, проведенные с ним, я получила больше, чем за два года с тобой.

Жослин смел на пол все, что было на журнальном столике. Он вновь почувствовал сильную боль от потери. Он поехал в Севилью после того, как она немного утихла. Он мечтал об убийстве Руиса, но у него никогда не хватило бы мужества это сделать. Жослин утешал Рафаэль, не пытаясь завоевать ее расположение. Он даже согласился зайти к ней в квартиру. И все это только для того, чтобы узнать то, что уже знал! Могло ли ему стать еще больше не по себе? Убережет он ее от ошибок или нет — ему было все равно. Вторая неудачная попытка вернуть Рафаэль еще больше усилила боль. Жослин потерял и доверие девушки. Он знал также, что у него нет никаких шансов снова встретить Руиса и свести с ним счеты.

— Я никогда не думал, что ты можешь вести себя как дурочка, которая потеряла голову из-за…

— Из-за кого?

Безразличие Рафаэль было хуже, чем пощечина. Жослин заплакал.

— Из-за этого самовлюбленного ублюдка, который думает, что можно сделать женщину счастливой одним взмахом своей шпаги. Он примитивен! Ты разделась, и ему это понравилось, да, детка? Знаешь, где этот невежа проводит лето? На пастбище! Он целует там своих любимых быков!

Жослин остановился, задыхаясь. Рафаэль взяла пепельницу, чтобы собрать битое стекло и окурки, разбросанные по ковру. Ее руки дрожали.

— Как ты изменился, — сказала она. — Все твои прежние рассказы про Васкесов, корриду и Камарг теперь приобретают иной смысл. Ты все время насмехаешься над Руисом! Но знаешь, мне все равно… Я буду любить его, так или иначе. Что бы ни случилось, я вижу на арене не только кровь и жестокость… Ты говоришь все это, чтобы достойно уйти.

Она посмотрела на него и холодно добавила:

— Знаешь, ты не можешь ничего с этим поделать. Какая разница, сколько ему лет, какая у него работа или цвет глаз? Что от этого изменится? Важно то, что я люблю его. Что ты можешь сделать? Ты для меня — воспоминание и ничего более. Молчи, пожалуйста, оставь меня, я хочу закончить свои дела…

Он медленно поднялся.

— Как хочешь, ты свободна. Мы попрощались.

Казалось, он постарел на несколько лет. Рафаэль не жалела его. Она хотела видеть его сильным. Жослин провел рукой по ее волосам, словно этим жестом хотел благословить ее, и девушке стало не по себе.

— Прощай, детка, — тихо сказал он.

Жослин быстро вышел, прикрыв дверь. Рафаэль глубоко вздохнула и легла на диван. Ей было тридцать лет, и, сколько она себя помнила, вокруг нее всегда царила атмосфера компромиссов и заброшенности. Девушка руководствовалась только своими мелкими желаниями и порывами. У нее не было особых интересов. Она просто хотела жить! И с Руисом ее мирок наконец-то лопнул, все перевернулось с ног на голову, преобразилось. Раньше она не задумывалась о возможности жить иначе. Любовь! Она встретилась неожиданно, и не было времени для того, чтобы все осмыслить. Она готова платить, если это необходимо. Но! Рафаэль знала, что это действительно тяжело. Эту неделю счастья невозможно было забыть. Она снова и снова мысленно была на арене Маэстранцы и видела перед собой рога быка Миура.