— Я сам не очень хорошо знаю, что происходит в подобных случаях, но только крысиный волк — самое верное средство избавить корабль от крыс раз и навсегда. Как волки справляются с крысами — не ведаю. Однако, думаю, через самое малое время на борту не остается ни единой.

— Подождем, — согласился полковник. — А ведь он само обаяние,

— со странным выражением добавил Фролов.

Врач, оправившись от шока, постарался загладить свою вину перед Оберстом и снова принялся его опекать. Тем более что наш волк-гремлин с первого дня приобрел странную привычку раскладывать трофеи очередной охоты исключительно на операционном столе. Доктор для порядка добродушно ворчал на него, но потом всегда менял гнев на милость и угощал охотника чем-нибудь вкусненьким — печеньицем, ложечкой сгущенки, яблочком, ласково приговаривая:

— Заслужил, заслужил.

Оберст жмурился и урчал.

Вообще у волка-гремлина оказался очень странный вкус. Неделя, проведенная в панцире реактора, определенно перевернула что-то в его бедной головенке, и Оберст стал убежденным вегетарианцем. Он плевался и фыркал при одном только запахе котлет и колбас, а сырое мясо повергало его в форменную истерику. Он визжал, царапался и стремглав бежал прочь. Как такое вегетарианство сочеталось с неистовой свирепостью — непонятно. Только Оберст душил любого гремлина, попавшегося ему на глаза.

Тем временем среди оккупировавших закоулки станции зеленых чертенят началась форменная паника. Днем и ночью из-за переборок доносились шорохи и топот, резко усиливающиеся в часы промысла Оберста. До нас долетали перепуганный визг и отчаянная грызня. Однако волк-гремлин неизменно выходил победителем из всех поединков. А гремлины так перепугались, что позабыли обычную осторожность. Они стали бегать коридорам станции даже днем, чего раньше себе не позволяли. Верхом нахальства было происшествие на совещании в штабе, когда, спасаясь от разъяренного Оберста, один из гремлинов взлетел на стол, перебежал под носом у опешивших офицеров прямо по бумагам и прыгнул на плечо зама по вооружению. Толстый и краснолицый майор завопил, как первоклассница, обнаружившая у себя в портфеле лягушку, и опрокинулся на пол вместе со стулом, набив на затылке изрядную шишку.

Впрочем, гремлина этот отчаянный трюк не спас. Оберст оказался проворнее, настиг его в углу отсека и прокусил затылок. Потом, польщенный вниманием собравшихся, торжественно взгромоздил тушку прямо на колени Фролову.

Тот сначала оторопел, но, видя сияющего неподдельной радостью Оберста, ласково пробормотал:

— Вот негодяйчик.

Оберст ликующе запищал, вполне согласный с похвалой в свой адрес. А дальше произошло и вовсе неожиданное. Командир станции достал из стола шоколадку и протянул гремлину:

— Получай, отличник боевой и политической.

Оберст с чмоканьем вгрызся в лакомство, а Фролов предложил:

— Перейдем в другой кабинет. Не будем ему мешать.

Положение на станции заметно менялось к лучшему. Первыми это заметили многострадальные техники. Если помните, «Хорс» долго мучился от различных неполадок в инженерных системах. Но вот снова в трубах зажурчала горячая вода — и мир не рухнул. Отремонтировали систему снабжения холодной водой, и оказалось, что ежедневное умывание не подрывает дисциплину.

Однако поголовье гремлинов не убывало, что заметно нервировало Фролова. Хотя вредительство прекратилось, было очевидно, что опасное соседство таит в себе постоянную угрозу новых нападений. Да и Главный Маршал, сначала удовлетворенный обнадеживающими рапортами Фролова, теперь начал гневаться. Я клятвенно заверил, что через три дня даже ищейка на станции гремлинского духа не учует, если только мне развяжут руки. Главный Маршал почесал усики, хмыкнул и приказал Фролову исполнять любые мои приказы в течение трех дней, после чего препроводить под стражей в распоряжение военной прокуратуры.