- С Рязани, от ордынцев ушли. На нашей монастырской земле приют сыскали.

В монастырской церкви полумрак, прохладно. Под образами тускло горят свечи. Княгиня Елена опустилась на колени, молитвенно сложила руки. Иван Данилович остановился позади. Игумен незаметно удалился.

Эта торжественная тишина, строгие глаза святых напомнили князю далёкое детство. Сюда, в этот монастырь, на богомолье не раз возила его матушка. Под этими образами в трудные для Московского княжества годы отец, Данил Александрович, не раз просил у Бога удачи.

Суровы лица святых. Нет в них доброты. Видно, оттого, что сильно суровая жизнь на Руси.

Ночью Калите не спалось. Он вышел из душной кельи, прошёл через монастырский сад к реке. Ночь лунная. Звёзды отражаются в воде, перекатываются на волнах. Темнеют в селе избы, а в оконцах поблескивают лучины.

Иван Данилович знал, что там сейчас варят пиво, пекут из новой муки пироги. А завтра зарежут барана и всем селом отметят конец жнивью, будут славить добрый урожай.

Пахло яблоками и свежим сеном. Посреди реки всплеснула рыба. Калита сел на камень-валун, ладонью подпёр подбородок, уставился в одну точку…

Наутро с песнями пришли на монастырский двор смерды. Мужики в белых льняных рубахах, бабы в расшитых сарафанах.

Впереди всех шагал мальчишка с большим снопом в руках. За ним девушка, на голове венок из колосьев.

Навстречу крестьянам вышли монахи. Толпа стихла. От монахов отделился игумен, подошёл к мальчишке, взял сноп. Девушка сняла с головы венок, положила на сноп. Монахи запели псалмы. Держа на вытянутых руках сноп и венок, игумен медленно двинулся в церковь. Следом за ним потянулись монахи и смерды. К князю неслышно подошёл воевода, шепнул:

- Гонец из Москвы. В Твери ордынцев побили.

Иван Данилович, стараясь не выдать волнения, тихо ответил:

- Иди. Готовь коней.

- А княгиня?

- Останется здесь.

Воевода ушёл. Елена заметила, как изменился в лице Иван, одними губами спросила:

- О чём с Фёдором шептались?

- Из Москвы гонец. О Твери весть привёз.

Княгиня побледнела.

- Уж не идёт ли на нас Александр?

- Ордынцев, сказывают, тверичи побили.

- Спаси Бог. Теперь жди ордынского разбоя.

- Ты, Елена, тут останься, чтоб сумятицы не было, а мы с Фёдором Акинфичем в Москву отправимся.

- Помогай тебе Бог, свет мой.

Князь незаметно покинул церковь.

* * *

А в Москве переполох. Прискакали из Твери четверо ордынских табунщиков. В тот день, когда тверичи восстали, пасли они коней за городом. Тем и спаслись.

В ожидании князя в гридню сошлись думные бояре и воеводы. Вошли два отрока, зажгли восковые свечи. Желтоватое пламя тускло заблестело на расставленных по углам кованых ларях, переливом заиграло на разноцветных слюдяных оконцах. В гридне стоял монотонный гул.

Молодой горячий боярин Плещеев, любимец князя, переговаривался с боярином Добрынским. Тысяцкий Воронцов-Вельяминов насупившись поглядывал иногда на сидевшего напротив своего старого недруга боярина Квашнина. Рядом с ним стоя препирались воевода переднего полка Александр Иванович и маленький ершистый боярин Хвост.

- Сих ворогов, что с Твери сбежали, и тех, кто у нас в Москве сидит, живыми не пускать! - брызгал слюной Хвост.

- Побить немудрено, да Орда сильна! - возражал ему воевода.

Выждав момент, боярин Квашнин вставил:

- Будет ордынский набег.

Архиерей, заменивший временно, до прибытия из Константинополя нового митрополита, умершего Петра, и княжеский духовник Ефрем шептались в углу.

Но вот вошёл воевода Фёдор Акинфич с дворским Борисом Волковым, а вслед за ними Иван Данилович, и все стихли.