— Может быть, — покраснела от гордости Валя. — Это, в общем, Ахматова… Анна Ахматова.

— А дальше знаешь? — с интересом спросила Лида.

— Нет, дальше не помню…

А русалки существуют? — снова спросила Лида, глядя на воду, подернувшуюся от ветра мелкой рябью. — Ой, какая темная, страшная вода! Не хотела бы я в ней сто лет просидеть! Бедная Марья… Скучно, наверное, там, в этом пруду — ни телевизора, ни газет, ни друзей…

— Одни караси вокруг плавают, — подхватил Иван, — и эти, как их там… пескари.

Они болтали обо всякой ерунде, пока солнце не стало опускаться за лес и Валя с Лидой не вспомнили, что им, в общем-то, пора обратно.

— Ладно, поехали… — сказал Илья, вставая с поваленного дерева. — Мне тоже этот пруд с русалками надоел.

— Мы к вам еще в гости заглянем, — пообещал Иван. — Вы не против?

— Нет, пожалуйста… — великодушно произнесла Лида. — Честно говоря, тоска зеленая на этой даче. Завтра? Еще куда-нибудь поедем!

— Да куда скажете…

Ночью Валя не могла заснуть. Она бесконечно прокручивала в голове этот день, как будто боялась упустить что-то важное. «Вот они проехали было мимо и остановились… Он высунулся из окна машины и сказал — привет! А потом сидел всю дорогу вполоборота и смотрел на меня. И улыбался. И там, на пруду, тоже улыбнулся, как будто ему приятно было смотреть на меня…»

За окном было уже давным-давно темно, но Вале не хотелось, чтобы этот день кончался. Она вылезла из-под одеяла и осторожно, чтобы не стукнули ставни, открыла окно. Где-то бесконечно далеко играла музыка, какая — даже не разобрать. Дивно пахло зацветшим садом.

«Хочу, чтобы он пришел завтра… Господи, кто же знал, что это будет такое замечательное лето! А я ведь не хотела ехать сюда, ныла: „Мама, мне так надоела дача, хорошо бы опять в Крым… А она отвечала: „Нет, Валя, денег мало, никуда мы не поедем, а тут свой огород, картошечка, клубничка… Нам некому помочь, папа умер, старенький дедушка, который не сегодня-завтра тоже помрет…“ — «Нет, он совсем не старенький, ты сама говорила, что палочку дед завел только из пижонских соображений! — Все плохо, Валя, все едут из этой страны… Вон, слышала, Дина Краснер уехала в Америку… Ей-то хорошо, у нее там родственники, а мы с ней двадцать лет дружили, да не повезло, надо было нам родиться с какой-нибудь другой национальностью…“

Темный сад стоял неподвижно, лишь временами судорожным быстрым шепотом заходилась листва, когда вдруг налетал ветер. Уже летний, без недавних ледяных, прилетевших откуда-то из Арктики струек…

«Как будто я влюбилась… Нет, так не бывает, с первого раза никто не влюбляется. Просто он мне сразу понравился. Он славный, милый… Ваня и Валя. Он такой хороший и добрый, что у него, кажется, вовсе нет недостатков. Ну да, у него нет недостатков!»

Белая кружевная занавеска трепетала у лица, щекотала висок, и Валя с раздражением отвела ее в сторону. Она вспомнила всех тех, кого любила когда-то, — мальчика из детского сада, чье имя уже забыла и помнила только, что волосы у него были рыжие, потом другого, постарше, из параллельного класса, который в позапрошлом году переехал в другую школу, — они с ним целовались два, нет, даже три раза, и еще одноклассника, который ей нравился аж до Нового года — нравился, нравился, а потом разонравился непонятно почему, и уже было безразлично, идет ли он мимо по школьному коридору, смотрит ли вслед, пригласит или нет на дискотеке…

Потом она вспомнила про Лиду, про то, что подруге нравился Илья.