Владевшее ей до сих пор неприятное чувство покинутости и растерянности как-то незаметно прошло. Возможно, причиной тому было явившееся ей чудо, когда икона спасла ее от выпущенной впопыхах французской пули, а может быть, просто молодость брала свое, но в душе княжны сами собой установились мир и покой. Ступая по мягкому ковру прошлогодней хвои, она радовалась солнечному свету, пению птиц и открывавшимся ей на каждом шагу живописным, хотя и несколько мрачноватым картинам. Княжна не замечала этой мрачности, чувствуя себя так, словно некоторое время была мертва, а теперь вновь вернулась к жизни. Она не забыла о своей утрате, но это ясное утро непостижимым образом примирило ее с уходом из жизни старого князя. Княжна вдруг обнаружила, что может думать о нем почти без боли. Боль и ожесточение были временными, зато любовь казалась вечной.

Потом где-то впереди, немного левее избранного княжной направления, вдруг послышалось конское ржание. Лошадь княжны фыркнула, затрясла головой и, вытянув шею, громко заржала в ответ. Мария Андреевна испуганно обхватила лошадиную морду обеими руками, но было поздно: сигнал услышали, и чужая лошадь заржала снова.

Княжна замерла на месте, уверенная, что ее вот-вот обнаружат. Вероятнее всего, лошадиное ржание доносилось с дороги, по которой двигался высланный в погоню за нею разъезд. Мария Андреевна не знала, что предпринять: оставаться на месте было страшно, двигаться же казалось еще страшнее, поскольку каждый шаг мог привести ее прямиком в руки улан. Княжне вдруг представилось, что она играет со смертью в жмурки: безглазая старуха слепо шарила вокруг своими костлявыми руками, хватая пальцами воздух, а Мария Андреевна пряталась от нее. Лошадь играла здесь роль колокольчика, который время от времени давал водящему знать, в какой стороне ему искать того, кто прячется.

Княжна простояла на месте не менее получаса, прижимая к себе лошадиную голову, гладя ее, шепча дрожащим голосом ласковые слова и до звона в ушах прислушиваясь к лесным звукам. Лошадиное ржание не повторилось. Не было слышно ни стука копыт, ни шороха ветвей, ни человеческих голосов – ничего, кроме обычного лесного шума, такого привычного, что при иных обстоятельствах он мог показаться полной тишиной.

Наконец, бесцельность дальнейшего стояния на месте сделалась очевидной. Погоня, если то была она, прошла стороной. Княжне подумалось, что она могла ошибиться, приняв ржание случайно оказавшейся поблизости лошади за признак приближавшейся облавы. Понемногу она начала успокаиваться, хотя сердце все еще сильно билось у нее в груди. Одно было хорошо: сон с нее как ветром сдуло.

Она снова двинулась в путь, ведя за собой предательницу-лошадь. Любопытство оказалось сильнее испуга, и теперь княжна немного изменила курс, стараясь идти туда, откуда слышалось ржание чужой лошади. Вероятнее всего, именно там проходила дорога. Чтобы не заблудиться, разумнее всего было бы идти вдоль дороги лесом, и Мария Андреевна решила, что поступит именно так. Неприятных встреч с французами было легко избежать, обходя их стороной под покровом ночной темноты; в остальном же приходилось полагаться на бога и защиту чудотворной иконы, которая уже один раз продемонстрировала княжне свои чудесные свойства.

Очень скоро еловый лес кончился, уступив место привычной мешанине берез, осин, молодых дубов и изредка попадавшихся среди этой лиственной мелочи мачтовых сосен. Идти стало не легче, но много веселее. Княжна бодро шагала вперед, всякую минуту ожидая увидеть в просвете между деревьями светлую пышную ленту большака.